Девушка, больница, ночь - Марк Фурман Страница 3

Они дошли до библиотеки, воткнули елку в сугроб перед шатким деревянным крыльцом. По крутой резной лестнице, скрипящей, казалось, не то, что от прикосновения — от дыхания, поднялись наверх. Библиотекарь Полина Леонидовна, знавшая молодых врачей еще студентами, обменяв Виталию книги по медицине, откуда-то из-под самого потолка достала тяжелый том в картонном футляре.

— Специально для вас отложила, Виталий. Знаю, что интересуетесь искусством. Вот подошла и ваша очередь. Это альбом Глазунова, его на днях профессор Иноземцев занес.

Пока Левашов рассыпался в благодарностях, приблизился Саркисов с книгами. Две он взял по психиатрии, своей специальности, еще две детские, для малышей. У Бориса семья большая, он еще на пятом курсе женился. Теперь у него близнецы — мальчик и девочка. Похоже, он и подался в психиатрию из-за высоких надбавок и большого отпуска.

От библиотеки до медицинского общежития рукой подать, один квартал. Они вытащили ель из сугроба, потрясли, освобождая от мокрого снега. Потом оба дружно взвалили дерево на плечи, и зашагали к девятиэтажной сверкающей огнями башне, возвышающейся маяком, среди деревянных частных домов.

«Дождался-таки Глазунова, — радостно подумал Левашов, прячась за воротником от острых мокрых иголок. — Спасибо Полине Леонидовне, не забыла». Теперь внеплановое ночное дежурство стало даже чуть более желанным.

Николай подъехал к вокзалу точно к прибытию первой электрички из Москвы. Народ с поклажей дружно устремился к стоянке такси. Большинство людей с сумками и сетками, молодежь почти поголовно с дипломатами, спортивными саквояжами, рюкзаками. Конечно, зима — не сезон отпусков. В это время года традиционные чемоданы увидишь редко.

«Что же везут с собой горожане? — прикинул Левашов. — Тут и подарки к Новому году, и еда для праздничного стола, кто-то деликатесы купил, шампанское. Надо бы у Каштанова рейс в столицу выпросить. Конечно, у нас желающих тьма, но, с учетом утреннего происшествия, я, может быть, пойду вне конкурса…»

Николай проехал вперед, вышел, чтобы открыть багажник и помочь пассажирам. В такси сели четверо: рядом с ним папаша — мужчина интеллигентного вида в очках, сзади устроились мать и две дочки. Младшей лет шесть, сестра ее, высокая блондинка, ростом с отца, ей, наверное, не меньше шестнадцати. Едут в гости, на праздники, а собрались, как на юг — два чемодана и саквояж. Наконец, устроились, поехали.

Мужчина облегченно вздохнул и полез в карман за сигаретами. Левашов, как бы случайно, протер на панели табличку с надписью «У нас не курят». Тот понял, спрятал сигареты.

Дорога не из близких, в микрорайон Малышево. Это противоположный конец города. Туда минут сорок, потом на стоянке придется искать клиентов. И — опять на вокзал. Но вторую электричку он упустит, теперь разве что случайные пассажиры подвернутся.

Водители такси народ дотошный и бывалый. Их как воробья на мякине не проведешь. Они знают все городские новости, сообщат счет вчерашнего хоккея, посоветуют, в каком из гастрономов можно поздним вечером быстрее всего запастись провизией. Да мало ли какая информация проходит через таксистов! Сосед Николая по подъезду, потомственный парикмахер Евсей Абрамович однажды сказал:

— Когда-то все новости шли через нас, парикмахеров. Потом появились конкуренты: вечерние газеты и вы, таксисты. Теперь я, мужской мастер Левинсон, все узнаю последним. Но на юге, Коля, иначе. Довелось мне прошлой осенью погостить в Херсоне у родственников. Зашел к коллегам. Там парикмахер не просто брадобрей, а, как и раньше, нужный и полезный человек. И посоветует, и расскажет, и красоту наведет.

Похоже, что об утреннем инциденте с колесами знали уже почти все таксисты, хотя Левашов об этом никому, кроме завгара, не говорил. Не то чтобы не успел — время было: когда нет пассажиров, водителям на стоянках ничего не остается, как трепаться друг с другом. Просто пропало желание. То ли желтенькие таблетки подействовали, то ли еще что, но где-то к десяти утренняя злость на Зеленина улетучилась. Еще часа через два Николай ему даже посочувствовал. Происходило это, однако, помимо собственной воли Левашова. Сердцем он понимал, что прыщавого жалеть нельзя. Если их жалеть, как же честным водителям работать? Вот он, к примеру, прошлой зимой с месяц простоял с лысыми колесами, остался без половины зарплаты. Но никому не напакостил, дождался новых шин без блата, в порядке очереди. И потому, может быть, прав тот водитель — головой о трубу, и весь разговор!

Как бы то ни было, а на вокзале его незаметно, вернее, он сам того не приметил, как пропустили без очереди. Та же история повторилась на стоянке в Малышеве. «Загорали» три машины, пассажиров — ни одного. И тому была причина, троллейбусы шли аккуратно, четко выдерживая график. И тут подходит пассажир. Так Станислав Захаров, стоящий первым из трех, предлагает пассажиру сесть в «Волгу» Левашова. Николай разозлился, ибо жалости к себе не терпел.

— А я никуда не тороплюсь, — отрезал он Станиславу. — К тому же, в такую погоду и по таким дорогам пусть смертники гоняют, — добавил он.

Просмотрев свежие газеты и узнав все последние новости, Николай наконец-то уехал из Малышева, захватив двух женщин до центра. Высадив их, он взглянул на часы, убедившись, что самое время перекусить, поехал домой ужинать.

Отпустив Левашова, Сергей Леонтьевич прошел в свой кабинет. Конечно, заведующий хирургическим отделением на сто коек мог бы иметь кабинет и попросторнее. Однако такое помещение оказалось не запланированным при реконструкции больницы. Зато палаты теперь не хуже, чем в столичной клинике, каждая с умывальником и не более чем на трех человек. А для тяжелых послеоперационных больных удалось оборудовать три двухместные палаты с подведенным кислородом, особыми кроватями, сигнализацией.

Сменив зеленоватую рабочую пижаму на свежий халат, Бережной закурил и включил приемник. «Маяк» сообщил о погоде в их области. Ничего утешительного на ближайшие дни: снег, метель, гололед… Потом транслировалась музыкальная программа. Тут ему определенно повезло. Зазвучали старые записи оперных арий в исполнении двух знаменитых итальянцев — Энрико Карузо и Марио дель Монако. Музыка обычно действовала на Бережного успокаивающе. Не без удовольствия он подумал о вечернем концерте и, открыв историю болезни, начал описывать ход сегодняшней операции.

Все, как обычно, в который раз: «Срединным разрезом вскрыта брюшная полость… Остановка кровотечения… В брюшной полости находятся частицы жидкой пищи». Видно, незадолго до приступа язвенник позавтракал. Да, не забыть отметить: больной, Пирогов его фамилия, как у выдающегося хирурга, был абсолютно трезв. Пишем дальше. «…В центре задней стенки желудка, ближе к большой кривизне, обнаружено отверстие 2x1 см, из которого в брюшную полость поступает пищевое содержимое…»

В дверь постучали. Вошла Людмила Михайловна, старшая операционная сестра, в руках поднос, покрытый салфеткой.

— Разрешите, Сергей Леонтьевич?