Приз - Полина Дашкова Страница 3

На самом деле он пока не собирался с ней целоваться. Они обачувствовали, что рано, и можно все испортить. Просто он потянулся засигаретами, потерял равновесие, мимоходом скользнул губами по Василисиной щеке.У нее так закружилась голова, что она растерялась и ляпнула глупость про потныеусики. Гриша помрачнел, заявил, что пора спать, улегся на свою куртку,отвернулся к стене.

— Спокойной ночи! — сказала Василиса, подошла к выбитомуокну и закурила. Она ждала, что он встанет и обнимет ее. Но он продолжаллежать. Он ждал, что она подойдет и уляжется рядом.

Выкурив сигарету, она перемахнула через подоконник испрыгнула вниз, в высокую мягкую траву. Ей вдруг ужасно захотелось искупаться,прямо сейчас, сию минуту. И еще она вспомнила, что на пляже осталась бутылкаколы. Днем они клали в воду у берега несколько бутылок, чтобы охладить.

Оказавшись на пустом пляже, она заплакала и засмеяласьодновременно. Река светилась изнутри мягким серебряным светом. Напротивоположном берегу в кромешной тьме смешанного леса неясно белели тонкиеберезовые стволы. Песок под босыми ступнями был бархатным и теплым. Раздеваясь,Василиса с веселым ужасом представила, что будет, если сейчас явится сюдаГриша, и тут же поняла, что больше всего на свете хочет именно этого. Но и не хочет,ибо прежде, чем что-то такое случится, он должен все-таки сбрить свои усики.

В воде ей стало казаться, что с нее сползла старая грубаякожа и теперь она все чувствует острей: шепот и щекотку реки, холодок ночноговоздуха на мокром лице, прозрачную тяжесть капель на ресницах.

— Гри-ша, — пропела она, перевернувшись на середине реки наспину и глядя в сизый мрак ночного неба, — мне никогда не нравилось это имя. Яникогда не знакомилась в кафе. Это вообще не я, это кто-то другой, тупой исчастливый. Счастливый и тупой Васька.

Василиса услышала собственный тихий смех. А потом далекоеворчание мотора. Сначала она ничуть не испугалась: ну подумаешь, где-то едетмашина. Но звук приближался. На всякий случай она подплыла к берегу. Натягиваяджинсы и футболку на мокрое тело, с удивлением заметила, что торопится и дажеслегка дрожит.

«Да что я психую? Никто сюда не приедет. Прежде чем бежатьназад, надо отыскать бутылку колы. Она у нас последняя. Я выпью пару глотков,остальное отнесу в корпус».

Машина подъехала совсем близко. Свет фар почти заделВасилису. Она отскочила от двух смутных световых столбов, словно это были живыехищные щупальца, и кинулась к зарослям дикой малины, из последних сил продолжаяврать себе, что вовсе не боится, просто хочет найти бутылку колы, которую моглоотнести течением именно в ту сторону.

Пока слышались голоса и блуждали толстые фонарные лучи,Василиса сидела в кустах и пыталась сообразить, возможно ли как-то в обход,короткими перебежками, добраться до своих, чтобы не заметили чужие. Потомобнаружила, что в двух шагах от нее из воды торчит горлышко бутылки, иобрадовалась, словно это было добрым знаком. Она уже стала осторожноподниматься, хотела рвануть к темной прогалине между гнилыми досками забора, норядом послышались шаги, и вспыхнул свет, так близко, что полоснул по лицу. Онамедленно опустилась на колени, сжалась в комок и чуть не вскрикнула,спохватившись, что невысокий крепыш может заметить свежие следы ее босых ног напеске. Но он выключил фонарь, разделся, подошел к воде.

Василиса оказалась в ловушке, не знала, сколько ещепредстоит ей просидеть в колючих кустах дикой малины, что вообще происходит ичто будет дальше. Она верила, что ее друзья догадались не вылезать из дальнегокорпуса, не показываться на глаза таинственным и опасным ночным гостям.Ворчание мотора, топот, голоса, даже выстрелы, все это не так уж громко, к томуже корпус далеко, на другом конце лагеря. Оля и Сережа могли вообще непроснуться. А Гриша?

* * *

— Я не приказывал стрелять! — тихо, сквозь зубы, проговорилШаман.

Серый вздрогнул и резко развернулся, его палец лежал наспусковом крючке, он мог запросто от неожиданности пальнуть в Шамана в упор.Пуля попала бы в живот. На миг в его разгоряченной голове вспыхнула мысль, чтоэто было бы совсем не так плохо.

В темноте глаза Шамана светились. Он смотрел на Серого, неморгая. Он аккуратно вынул пистолет из потной ладони Серого. Еще минута, и дулоуперлось Серому в грудь, слева, прямо в сердце.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах не стреляй без моегоприказа, — сказал Шаман и медленно переместил дуло от груди к горлу.

— Шама, успокойся, никто не виноват, вонючки могли уйти, —прозвучал рядом голос Лезвия.

— Куда? — Шаман продолжал держать дуло у горла Серого. —Водка с добавками, через пару-тройку часов они бы все равно сдохли.

— А если нет? — произнес в темноте Лезвие и встал рядом сСерым. — У них желудки луженые. Они могли уйти и выжить.

— Я не приказывал стрелять, — повторил Шаман, — я много разговорил вам всем, что сначала надо думать, а потом стрелять. Желудки у нихсамые обыкновенные. Серый, скажи, что ты сорвался. Ты не подумал и сорвался, ибольше так никогда не поступишь.

— Я сорвался. Я больше так никогда не поступлю, — послушнопросипел Серый.

— Молодец, — кивнул Шаман, — ну а теперь давай по-честному.Что, если ты сделал это нарочно? Тебе проще выстрелить, чем отрабатыватьболевые приемы на живых вонючках, верно?

Серый взмок, кровь ударила в лицо, глаза забегали. Хорошо,что было темно. Хотя, кто знает, может, Шама правда видит в темноте? Во всякомслучае, читать чужие мысли он умеет.

Серый действительно стрелял в бомжей не случайно. Ему оченьне хотелось убивать их руками, ударами по сонным артериям, а перед этимзаставлять копать для самих себя могилы под дулами. И он воспользовался тем,что они побежали.

— Ладно, — Шаман опустил пистолет, — придется поработать. Мыне можем оставлять три трупа с нашими пулями. Самих себя они уже не закопают… —он вдруг замолчал и замер.

Остальные повернули фонари в направлении его взгляда. Вскрещенных лучах мелькнула фигура человека.

— Я уложил всех троих, — растерянно прошептал Серый.

— Стоять! Милиция! — выкрикнул Лезвие.

В ответ громко зашуршали кусты. Миха и Серый кинулись назвук. Через минуту их фонари осветили парнишку лет семнадцати. Он стоял наколенях над трупом одного из бомжей. Вероятно, споткнулся об него на бегу итеперь пребывал в шоке.

Первым заговорил с ним Лезвие.

— Тихо, пацан, спокойно. Ты здесь один? Что ты здесьделаешь?

— Я ничего не видел и не слышал, — медленно, хрипло произнеспарень, — я ничего никому не скажу.