Выбери себе смерть - Чингиз Абдуллаев Страница 3

— Мы учтем ваши рекомендации, — разозлился генерал. «Этотстарик забыл, что сейчас не тридцать седьмой год. И так просто убрать офицераникто не позволит». Но он усилием воли сдержал свой гнев. Этот старик был емунужен. Очень нужен.

— Да, — немного смягчился Матвей Николаевич, тоже вспомнив осегодняшних реалиях, — когда в стране такой бардак… Ладно, эту минскую жертвувозьму на себя. Срок исполнения — сутки. Устраивает?

— Его охраняют в больнице, — пояснил генерал.

— Хе… — почему-то улыбнулся старик, — это для дилетантов.Знаем, какая охрана бывает в больницах. Небось с утра до вечера думают только отом, как сбежать, пофлиртовать с медсестрами. И потом, у моего возраста естьпреимущества. Меня трудно заподозрить. И трудно остановить, генерал. Ты ведьработал у меня в отделе. Забыл, что главное — найти объект? А подобраться кнему есть тысяча разных способов. Значит, плохо я тебя учил. А ведь ты ужегенерал.

— Да нет. Наверное, хорошо, раз генерал.

— Тоже правильно, — засмеялся старик. — А теперь давайсерьезно. Почему не посылаешь своих ребят? У тебя ведь есть такие асы.

— Нельзя, — чуть понизив голос, сказал генерал, — не имеюправа. Мы и так можем завалить все дело. А ты формально не в моей службе. Вслучае чего мы от тебя можем отказаться.

— Понимаю, — кивнул старик. — Нужное дело делаешь, генерал,ох нужное. Если все пройдет хорошо, поставят нам памятники по всей Русивеликой. Только если не струсите в последний момент, если снова не дрогнете.Два раза уже не смогли.

— Это не мы, — возразил генерал, — это они, — показал онкуда-то наверх. — И в августе девяносто первого, и в октябре девяносто третьегоони устраивали Олимпийские игры, клоунские забавы. Теперь такого не будет.Теперь все очень серьезно.

Снова заболела голова. Он быстро принял таблетку, запиваяводой.

— Опять голова болит? — спросил Матвей Николаевич. — Этопосле Афгана, когда тебя там ранили?

— Смотрели меня врачи, говорят, не от этого.

— Ты их много слушай. Я ведь с тобой был на месте. Скольколет с тех пор прошло? Пятнадцать? Даже не заметил. А взрывная волна быласильной. Я думал, тебе конец, а ты, гляжу, выжил. Ну, думаю, все, теперь досмерти не умрешь.

— Дай Бог. Что-нибудь тебе нужно?

— Конечно. Схожу в лабораторию, посмотрю, что там придумалинового твои эскулапы, да и документы нужно подобрать соответствующие. И потом,не надо меня больше сюда вызывать и еще обращаться «Матвей Николаевич». Простопозвони и скажи, что нужно. Твои ребята могут все объяснить и без тебя.

— Договорились, — улыбнулся генерал.

Старик тяжело встал, зашагал к выходу. У дверей онобернулся.

— Только честно. «Ликвидатор» еще жив?

Генерал засмеялся:

— Старый черт, все ведь знаешь!

— Я так и думал. Ты был мой лучший ученик, — кивнул старик.— В Минске я все сделаю как надо. А ты делай все на своем месте. Мало насосталось, генерал, очень мало. Может, это наш последний шанс. Придут другие —новые, молодые — и решат, что все правильно, все так и должно быть.

— Не придут, — убежденно сказал генерал, — не успеют.

— Дай-то Бог. Только сплю я плохо, генерал, в последниеночи. Очень плохо. Все думаю, может, и я виноват в том, что произошло. Или мывсе виноваты. Чего-то мы не доглядели, чего-то не поняли. Теперь нужноисправлять. Прощай.

Когда за ушедшим закрылась дверь, генерал повернулся кселектору, нажал кнопку.

— Викентий Александрович, это я. Проследите, чтобы влаборатории никого не было, когда к вам зайдет полковник Рокотов. Да, сам.Специальное задание. Можете выдать любые препараты под мою ответственность.Спасибо.

Он положил трубку. Голова продолжала нестерпимо болеть.

Выходные дни он любил проводить дома. В эти дни он отключалтелефон, оставаясь наконец наедине со своими книгами. Это была его страсть, егобезумие, которое доставляло ему такое удовольствие. Его близкий друг однаждынеодобрительно пробурчал:

— Ты не можешь пройти мимо книжного магазина, как алкоголик— мимо бутылки. Я тоже люблю книги, но до такой степени…

Эта превосходная степень в полной мере реализовываласьтолько в выходные дни, когда из журнала, где он работал, никто не звонил,вернее, не мог позвонить. И тишина была наградой за его труды. Но в это утрозвонок в дверь раздался уже в половине одиннадцатого. Он нахмурился. Дронго нелюбил неожиданных визитеров, тем более заявлявшихся рано утром в воскресенье.

Посмотрев в «глазок», он огорчился еще больше. Перед дверьюстоял откормленный молодец лет двадцати пяти — тридцати, видимо, бывшийспортсмен, так как его нос был очень профессионально сломан. Конечно, он был непрофессионал — это чувствовалось с первого взгляда. Дронго открыл дверь.

— Доброе утро, — глухо проговорил незнакомец с чуть заметнымакцентом.

— Доброе утро. Вы, кажется, ошиблись адресом, — веселоответил Дронго.

— Не ошибся, — возразил незнакомец, — это квартира сорокодин?

— Да. Но кто вам нужен?

— Вы. — Этот нахал назвал его имя и фамилию. Неприятноститолько начинались. Но этот акцент, он явно не местный.

— Что вам нужно? — еще раз спросил хозяин дома.

— К вам гости, — сказал незнакомец.

— До свидания, — сухо проговорил Дронго, — я не жду никакихгостей. Придете ко мне завтра в редакцию.

Дронго попытался закрыть дверь, но парень подставил ногу,нагло улыбаясь. «Напрасно он так улыбнулся», — подумал Дронго. Рывком дернувдверь и чуть сбив равновесие этого спортсмена, он нанес сильный короткий ударему в грудь. Не ожидавший такого нападения, парень охнул и полетел вниз полестнице.

Завершения этой сцены Дронго уже не увидел. Он просто закрылдверь. Минут пять была тишина. На всякий случай он проверил оружие — газовыйпистолет «вальтер», лежавший на одной из книжных полок. Боевое оружие он домане хранил.

В дверь снова позвонили. Осторожно посмотрев в «глазок», онувидел пожилого, лет шестидесяти, мужчину с запоминающейся аристократическойвнешностью. Такому можно было поверить. Он открыл дверь.

— Доброе утро. — Этот тоже говорил с акцентом, только ещеболее сильным.

«Грузинский акцент», — наконец понял Дронго.

— Доброе утро, — улыбнулся Дронго. — Этот молодой человекпришел с вами?

— Простите его, — показал назад респектабельный незнакомец,— он еще молодой, кровь играет. Я прошу у вас прощения.