Синий, белый, красный, желтый - Лариса Соболева Страница 3

Глеб, действительно, смотрел сквозь Нину, но на вопрос ответил:

— Нет, почему же… я слушаю. Значит, ты собираешься замуж?

— Замуж? — глупо рассмеялась она и возненавидела себя за идиотский смех. — Нет, не собираюсь… вернее, собираюсь, но не сейчас. Позже. Я не предложила тебе выпить, извини. Что будешь пить?

— Водку.

Нина вспорхнула со стула, как колибри с цветка, и вылетела из кабинета. Сразу за дверью схватилась ладонями за щеки. Ладони были холодные, а щеки пылали. «Зачем он пришел? — проносилось в ее головке, когда собирала на поднос дорогую водку (пусть знает, что она богатая), томатный сок, тоник, стаканы, рюмки. — Забыла, чем он закусывает водку? Лимоном или огурцом? И то и другое положу. Что ему нужно от меня? А, какая разница? Он ничего не получит, кроме насмешек».

Схватив поднос, Нина вылетела из кухни, где поварихи заканчивали мыть плиты и собирались домой. Но вернулась. Положила еще шесть корзиночек с чудесными закусками. Схватив поднос, поскакала в кабинет уже как антилопа. У двери выпрямила спину, вошла спокойно, как спартанец перед смертельной битвой.

Глеб все так же, не меняя позы, сидел на стуле. Пожалуй, слишком сгорбился, что совсем не вязалось с ним. Он всегда уверенный, самодостаточный, занимался спортом — альпинизмом и горными лыжами, следовательно, подтянут. Не пьет, иногда курит. А сегодня сгорбился и попросил водки. Не коньяку, не виски, не какой-нибудь экзотической текилы, а снизошел до водки. Наверное, он обанкротился. Вот было бы славно. Нина поставила поднос на стол и любезно предложила:

— Сделать «Кровавую Мэри»?

— Нет.

Он налил водки в стакан, а не в рюмку, примерно половину! Выпил залпом и не закусил ни лимоном, ни огурцом. Только сейчас Нина подумала, как пошло выглядит соленый огурец на тарелке рядом с ломтиками лимона. Не прикоснулся к ее фирменным корзиночкам! Ах, корзиночки! Каждую можно сразу отправить в рот и проглотить заодно собственный язык. Все вечерние клиенты обязательно заказывают корзиночки с деликатесами. Тесто просто тает во рту, начинка самая изысканная — креветки в соусе, семга с измельченными оливками, говяжий язык с зеленым горошком, а все это венчает крем, приготовленный из взбитого майонеза с добавлением зелени, специй, лимонного сока. Есть и другие начинки — паштеты, салаты, дело не в этом. Глеб не стал закусывать божественными корзиночками примитивную водку! Одним словом, зажрался! И вдруг он сказал такое, отчего ее обдало кипятком:

— Знаешь, Нинка, я… рогоносец. (Какое приятное откровение!) Больше всего на свете боялся рогов, теперь их у меня в избытке, представляешь?

— Так ты явился ко мне зализывать раны? — усмехнулась она, плохо скрывая торжество. — Должна сказать, ты выбрал неудачный объект. Я не умею утешать.

— Да нет, я не раны пришел зализывать… Мне не к кому пойти.

— Но ты пришел почему-то ко мне! — В нагрузку к рогам хотелось влепить ему пощечину. Но она не опустилась до уровня скандалистки. Зачем же? Есть слова. Есть и тон: нежно-ласковый, это посильнее рукоприкладства. — Прекрасно! От любимой жены, наставившей тебе рога, ты пришел к бывшей любовнице, которую вышвырнул из своего дома. Нет-нет, не надо взваливать на меня свои рога. Я их не приму, потому что уже была в роли рогоносительницы, ограничусь лишь сочувствием.

— Нина… — застонал Глеб. — Ты говорила, что простила меня.

— Но не до такой же степени, чтобы принять тебя на грудь.

— Я не все рассказал.

— Что еще? Твоя облезлая кошка обокрала тебя и сбежала с любовником? — не смогла удержаться от язвительности Нина.

— Хуже, — выговорил он и опустил голову. — Нина, случилось страшное… Не знаю, как сказать… Она… убита. Ее кто-то убил сегодня…

Нина сначала не поняла смысла чудовищных слов, произнесенных Глебом, потому без всякой язвительности едва слышно произнесла:

— Что-что? Что ты сказал?!

— Ее убили. Ее убили в нашей спальне…

Наверное, она молчала минут десять, а может, и все полчаса. Глеб тоже не произносил ни звука, а налил водки и выпил, снова не закусывая. Так и сидели оба молчком. В коридоре кто-то позвал Нину, она вышла. Это была повариха, уходившая последней:

— Нина Александровна, закройтесь. В кафе уже никого нет.

Нина проводила ее к парадному входу, тщательно заперла двери, подключила сигнализацию и вернулась к Глебу. Нет, у нее в голове не укладывалось: Валька изменяла Глебу, а ее кто-то убил? Белиберда какая-то!

— Ты застал ее на месте преступления? — подходя к столу, осторожно спросила она, так как в душу закрались некоторые подозрения.

— Нет, — покачал он головой. — Я задержался на работе… ты же теперь бизнесмен, знаешь, сколько накапливается работы. А приехал домой после десяти. Дверь дома была открыта, в гостиной горел свет… Я поднялся в спальню… Там и увидел… ее мертвой…

— Но откуда ты знаешь, что она… тебе изменяла?

— Она там не одна. — Глеб налил еще водки, выпил.

— Что значит не одна? — вытаращила глаза Нина.

— Там мой друг… я думал, что он мне друг.

— А с ним что? Надеюсь, он жив?

Глеб отрицательно качнул головой. Нина снова надолго задумалась. Как это все понимать? Если это шутка, то глупая, если правда, то неправдоподобная. А не Глеб ли укокошил изменницу? Вот это номер! Грохнул Вальку с любовником и примчался к Нине! Он что, дурак? Разве способен Глеб поменять роскошную жизнь на колючую проволоку? Никогда. А впрочем, в такой момент человек не соображает, что творит. Нине тоже хотелось его убить, когда он бросил ее, но пистолет не на что было купить. Все равно не верилось ни в то, что Валька убита, ни в то, что это сделал Глеб. Нина спросила:

— Ты хорошо рассмотрел? Может, они просто спали?

— Там очень много крови… очень много. Валентина лежит на кровати, а он… он на полу. Я плохо соображал. Представь, каково мне было…

— Представляю, — с искренним сочувствием сказала она, но подумала: «Это сказки. Ты, наверное, придумал все, чтобы разжалобить меня. Не пойму только, зачем?»

— Я выбежал из дома, — говорил тем временем Глеб, — сел в машину и долго колесил по городу. А потом… потом приехал к тебе… сам не знаю зачем. Я не могу один…

— Надо было полицию вызвать.

Он взглянул на нее абсолютно трезвыми глазами, а ведь выпил граммов триста, не меньше. Потом нахмурился и произнес:

— Ты не понимаешь. Первого, кого будут подозревать, — меня. Их убили в спальне, они оба голые… Полиция подумает, я убил их из ревности. Меня посадят, а я в тюрьму не хочу.

— Но почему тебя посадят, если не ты… А это… не ты?

— В смысле? — не понял он.

— Это не ты… убил?

— Вот! Этого я и боюсь! — Он вскочил со стула и затоптался на месте, так как кабинет очень небольшой, да и загроможден. — Даже тебе пришла мысль в голову, что я убил! Я не убивал! — Он вдруг подскочил к Нине, схватил ее за плечи и яростно затряс: — Поверь, это не я! Но я хочу узнать, кто это сделал! Я хочу найти этого человека, иначе все, абсолютно все будут думать, что это сделал я! Сидя за решеткой, не смогу…