Судьба с чужого плеча - Анна Иванова Страница 3

Дежурная воспитательница сначала по-хорошему, а затем и по-плохому старалась выпытать, кто отправил меня воровать. Я сжимала зубы и пригибалась, а воспитательница со свистом размахивала над моей головой сковородкой. Удар оловянным ребром в висок научил меня, что уворачиваться бесполезно. Перед тем как потерять сознание, я заметила в дверном проеме одну из старших девочек. Это была Ира. В ее расширенных от ужаса глазах стояли слезы, но взгляд был полон уважения.

Я очнулась в кладовке, полной консервов. Прозрачные банки дразнили маринованными помидорами и малосольными огурцами, а холод сильнее нагонял аппетит. Меня выпустили только следующей ночью. В палате я легла на кровать, закуталась в одеяло и сжала челюсти, чтобы стук зубов не разбудил всех вокруг. В животе урчало от голода. Кто-то коснулся моего бока. Я повернулась и увидела, что Ира протягивает мне кусок зажаренного на утюге хлеба. Я вгрызлась в сухарь, словно вцепилась зубами в жизнь. Аромат деликатеса перебивал запах дуста от кровати. Я ела хлеб, подставив ладонь, чтобы не потерять ни единой крошки, и сквозь слезы представляла, что ужинаю дома, за круглым кухонным столом, а рядом, подливая папе чай, весело напевает мама. Тогда я поняла: физическая боль — мелочь по сравнению с одиночеством. Но в темноте я увидела улыбку друга. Значит, все образуется, я не останусь одна.

Воспоминания помогают успокоиться. Расстояние от дома до заводского общежития я преодолеваю за считанные минуты. Знакомый подъезд приветствует надписью на мусоропроводе: «Здесь живет Тоня», лифт встречает уже раскрытой кабиной. Нажимаю кнопку с цифрой «восемь» и безуспешно пытаюсь закрыть дверь изнутри. Открытый лифт ползет вверх, а я отступаю на шаг вглубь. Хорошо хоть работает. На весь коридор разносится песенка Жанны Фриске. Слой поролона под кожзаменителем приглушает стук в дверь, а звонок не работал еще шесть лет назад, когда я переехала к Ире в эту малосемейку.

— Ты уходишь по-английски… — напевая, распахивает дверь Ира. — Динка!

Она открывает руки мне навстречу и тут же опускает их при виде моего лица.

— Кто тебя так разукрасил?!

— Кто, кто, — отодвигаю подругу и захожу внутрь. — Паук в пальто.

— Вот сука! — перекрикивает она голос Фриске. — Говорила я тебе, бросай своего Паукова, пока голова цела. А ты: мой Олежек такой, мой Олежек сякой…

— Ир, выруби шарманку, без нее тошно.

Покачивая бедрами в такт, она идет на кухню. Блестящее в лучах весеннего солнца платье обтягивает женственную фигуру. Соблазнительно выгибаясь, Ира наклоняется к розетке, тройник с искрами выскальзывает из оголенного электрического разъема. Раздается последний вздох холодильника, и в комнате наступает оглушительная тишина.

Смотрю на подругу и думаю, как бы я хотела быть такой же. Темные волнистые волосы, карамельно-карие глаза, аппетитные изгибы — все выдает в ней женщину нежную и соблазнительную. Почему Бог не наградил меня округлостями, а вместо этого подарил лишние полметра роста? Кажется, подует ветер и сломает меня пополам. Да еще из-за темно-серых глаз лицо кажется болезненно бледным. Как бы я хотела иметь такие же мягкие, кокетливо вьющиеся волосы вместо своих белесых стручков, торчащих до плеч, словно спицы. Что, если бы загар золотил мою кожу так же, как ее плечи? Может, тогда жизнь сложилась бы иначе? Нет, Ирина судьба тоже не бисквитное пирожное, а у моих неудач есть причина куда серьезнее бледной внешности.

— Ир, примешь меня обратно?

Опускаюсь на кряхтящий табурет. Локти упираются в потрескавшийся пластик столешницы. Этот стол-старик делал комнатку то кухней, то столовой. За ним готовили к празднику, его раскладывали, чтобы усадить гостей, а когда наступала пора расходиться по домам, убирали посуду и складывали стол, чтобы гости спокойно, без страха испачкаться или разбить тарелку, могли выйти из крошечной пародии на столовую.

— Только если я мешаю, так и скажи!

— Не придумывай! — садится напротив Ира. — Ты что, совсем от своего решила уйти?

— Совсем.

— Правильно, давно пора. А чемоданы где?

— Все там осталось: вещи, мобильный, документы.

— Не страшно, завтра вместе сходим и заберем.

— Ноги моей там больше не будет. Паспорт можно и по почте отправить, а больше мне от него ничего не нужно.

— Башмакова, развод разводом, а вещички надо забрать. Где ж ты денег возьмешь, чтобы заново одеться? У меня есть кое-что в заначке, но завод со дня на день закроется, из общаги всех выселят. Куда пойдем? Чудо, что меня отсюда не выгнали еще в прошлом году, когда я уволилась.

— Ой, Ира, — всхлипываю я и от бессилия роняю голову на стол. — Что теперь будет? У меня даже работы нет.

— Дура ты, Динка. Говорила тебе — не увольняйся. Сидела бы в библиотеке, листала книжечки, горя бы сейчас не знала. Надо было с самого начала слушать меня, а не Паукова.

— Он так красиво нашу будущую жизнь расписывал, — отрываю щеку от пластика. — Умолял с работы уйти, чтобы семейный очаг поддерживать. Обещал накупить красивых вещей, одеть, как принцессу, сказочную жизнь устроить.

— Ты сказочная идиотка, Башмак! Рабыню он из тебя сделал, а не принцессу. Семейный очаг, как же… Дочку не с кем было оставить, маман ему плешь проела, вот тебе и весь очаг. Бесплатная домработница ему была нужна, а не жена.

— Ир, а может, я сама виновата? Поначалу он такой хороший был, все делал, как обещал: давал деньги на продукты, покупал одежду…

— Что толку от одежды, когда он тебя из дома не выпускал? Даже ко мне приходить запретил, не говоря уже… Кстати, за что он тебя побил?

— С соседом поговорила.

— С голубоглазым блондинчиком? — оживляется Ира. — Ну и что он от тебя хотел? Клеился?

— На что ему клеиться? — пожимаю я плечами. — Так, про цветы в палисаднике спрашивал, про синяки на шее…

— Про синяки?! Он случайно не мент?

— Нет, у него свой бизнес. Мотосервис, что-то вроде того.

— Ага, значит, про бизнес рассказать успел!

— Да навязался вчера на мою голову, остановил возле калитки, а тут, как назло, Олег с работы раньше вернулся.

— Что ж твой ненаглядный только сегодня опомнился?

— Не хотел показывать ревность, а придраться было не к чему. Я ему вчера ужин из пяти блюд приготовила, весь день возле плиты простояла, а сегодня утром, видите ли, пирог вместо овсянки не устроил. Сначала, как обычно, бил кулаками, потом схватил, эту, сервировочную лопатку. Первый раз набросился на меня с оружием. Я чуть с ума не сошла от страха, еле успела спрятаться в ванной. А он, пока колотил в дверь, проговорился, мол, это тебе за соседа-пидора.

— Сам он пидор, жену так дубасить… Не переживай, Башмакова. На каждого человека-паука найдется человек-башмак!

— Черт с ним. Сама, дура, терпела, старалась семью сохранить. Дотерпелась! Сегодня лопатка, а завтра что, нож?