Секрет индийского медиума - Юлия Нелидова Страница 3

Прибыли в усадьбу Лессепсов к вечеру.

Алая крыша каменного замка тонула в кронах столетних дубов. Фортификацию охватывало кольцо чудесных виноградников — внутри парк с красивыми скульптурами, фонтанами и скамейками, окруженный рвом. Замок был достроен совсем недавно, но уже без участия Лессепса-старшего. Сорок лет назад панамский король [7] сам восседал на лесах с молотком в руках, на пару с каменщиками выдалбливая причудливые пилоны и волюты. Да после начала Панамской кампании так в него и не вернулся. Зато внук любил проводить здесь несколько летних дней, пока не покидал Европу в пользу жарких египетских пустынь. Усадьбу всегда держали наготове, вдруг кто из господ соизволит отдохнуть в сельской глуши от шумной парижской жизни.

Миновали въезд, миновали парк. Фонтан у крыльца подозрительно напомнил Ульяне ее бюловский фонтан, где она руками предка утопила итальянскую бабушку [8], — те же нимфы, те же формы и размер.

В сердце закралась тоска, и даже совесть показала острые коготки в некогда мягких и неопасных лапах. Совесть Ульяны всегда была уснувшей кошкой, свернувшейся пушистым комком на печи, мягким, безобидным созданием, всегда покладистой и со всем согласной.

Иноземцев шел впереди, точно не раз бывал в этих хоромах и прекрасно знал дорогу, коридорами, лестницами шел, залами с мебелью, сплошь чехлами упакованной, поднялся на этаж, потом еще на один. Наконец остановился, указал на дверь. В эту минуту откуда-то снизу раздался голос управляющего.

— Рабочие прибыли, месье, — торжественно прокричал тот, будто возвещая о приходе каких-то очень важных особ.

Ульяна на минуту допустила схожесть его тона с тоном судебного исполнителя, который грозно оповещал в начале судебного заседания о приходе судьи.

«Рабочие прибыли!» — «Суд идет!» Ох не к добру все это…

Ульяна насторожилась — да и вообще, какие, к лешему, рабочие? Зачем? Хотела хоть краем глаза глянуть вниз, но санитары не дали, бесцеремонно поволокли в комнату.

Иноземцев оказался ужасным негодяем — покои, что предоставил он пленнице, имели, разумеется, и мебель, и кровать, но все было сплошь паутиной затянуто да пыльными чехлами укутано. Кровать не застелена. На ней не имелось даже матраса, даже соломенной лежанки. Придется почивать ложиться на грубые поперечные реи. Нарочно доктор выбрал из числа тех комнат, которые для хозяев не держали. И, стало быть, вряд ли это было временным неудобством.

Увидев, как санитары один за другим выходят, а следом и Иноземцев, она взорвалась негодованием, точно вулкан.

— Да вы в своем ли уме, Иван Несторович? — вскричала она по-русски, аж закашлявшись. — Как вы смеете… как смеете так жестоко обращаться с женщиной?

Иноземцев обернулся на короткое мгновение, его лицо вздрогнуло в усмешке. Окинул Ульяну насмешливым взглядом и бесстрастно переступил порог.

— Да вы хоть снимите с меня эту тряпку! Я задыхаюсь!

— Сами справитесь, — бросил он через плечо.

В бешенстве Ульяна сорвала с себя смирительную рубашку и швырнула ее вслед обидчику. На что доктор разразился каким-то неестественным сатанинским смехом, захлопнул за собой дверь и повернул в замке ключ на два оборота. Услышав этот спасительный звук, девушка просияла, ее мозг тотчас же разжился планом побега. Если ключ вынут, ей хватит нескольких минут, чтобы с помощью шпильки вскрыть замок, если оставят — будет еще проще, откроет за минуту.

Она бросилась к двери и принялась исследовать замочную скважину, тип замка и ручки. Но тотчас же отпрянула от страха, ибо дверь задрожала под ударами молотков и еще каких-то плотничьих инструментов.

«Божечка милостивый, неужто замуруют здесь, — пронеслось в голове, — неужто погубить меня хочет, медленной смерти предать».

Тяжело дыша, она кинулась к окну, глянула вниз — а там небольшой балкончик со спускающимся вниз по стене плющом. Ульяна принялась теребить задвижки, раму, надавила на стекло, но то было хорошим, толстым, не поддавалось. Метнулась назад в поисках чего потяжелее, схватила пуф и уже было размахнулась, собираясь пустить им в стекло, но за перекрестием рамы выросли две фигуры. Они были одеты как просторабочие, имели инструменты, третий держал в руках охапку тяжелых железных прутьев, которую тотчас с шумом высыпал на пол балкона.

Бесстрастно рабочие принялись за установку решетки.

Завертевшись волчком, девушка вцепилась в волосы и едва не закричала от отчаяния — насилу сдержала вопль, вот-вот готовый сорваться с губ. Надо держать себя в руках! И подошла к стеклу. Но только успела придать лицу привычное лисье выражение — плотников ведь можно просто уговорить дать маленькую фору, дверь вновь заходила ходуном, потом два поворота ключа заставили ее обернуться.

Вошел Иноземцев с чемоданчиком в руках, торопливо пересек комнату, схватил за руку пленницу. Та не успела даже понять, что происходит, как оказалась прикованной сначала одной рукой к колонне кровати, потом другой. И таким неудобным образом, что ни сесть не получалось, ни толком выпрямиться.

— Остановитесь, Ванечка, — расплакалась Ульяна, — прошу вас, умоляю. Я больше не буду, честно-честно.

Но тот невозмутимо достал из чемоданчика какую-то странную складную установку на треножнике и в небольшом, с ладонь размером, лабораторном чугунке стал плавить свинец.

В немом ужасе девушка наблюдала за всеми его приготовлениями, и такое невообразимое отчаяние охватило ее, что, наверное, смотреть было жалко на перекошенное от страха личико. Роняла слезы, как ребенок, всхлипывала, причитала, молила.

Иноземцев был невозмутим. Свинец медленно таял в чугунке.

Что же он замыслил, чем пытать ее будет? Неужто, как ведьму, горячим свинцом?

— Не двигайтесь, Ульяна Владимировна, — проговорил доктор, будто перед какой-то врачебной процедурой, а не перед инквизиторской пыткой вовсе, — а не то больно будет, если раскаленный металл на кожу попадет.

Оказалось, этот мучитель замки на наручниках запаять решил, чтобы пленница, которая была мастерицей побегов, не смогла их открыть.

— Обещайте хорошо себя вести, — сказал Иноземцев назидательно, — вторую руку высвободить разрешу.

На правой руке браслет паять свинцом не стал. Но, оглядев девушку со всех сторон, бесцеремонно снял с ее взлохмаченных волос шляпку с набором заветных шпилек и всяческих крючков, расстегнул часики.

Ульяна дрожала, пока тот рвал с ее головы шпильки.

Но под юбку доктор заглядывать, конечно же, не стал. Велодог и нож остались при ней. На сердце Ульяны отлегло, и она, скосив полный ненависти взгляд на Ивана Несторовича, решила, что не все уж потеряно, раз тот слабину все же дал — даже сейчас, когда до несусветной степени вдруг таким жестоким решил сделаться.