Фантомас и пустой гроб - Марсель Аллен Страница 30

Тот сардонически усмехнулся;

— Чистая случайность, мой друг, чистая случайность… Но весьма счастливая! Два такси столкнулись на площади Трините… В одном из них находилась ваша жена… Я как раз проезжал мимо, подобрал ее…

— Миниас, умоляю, скажите мне правду, — настаивал доктор.

Финансист перестал ухмыляться и пристально посмотрел ему в глаза.

— Смерть вашей жены полезна и необходима! И она должна произойти так, чтобы никто но мог нас заподозрить, ни вас, ни меня. Автомобильная катастрофа, в которую она попала, произошла совершенно натурально, у всех на глазах. Никто не сможет доказать, что она была подстроена! На случай, если Амели не будет убита на месте, я оказался поблизости и привез ее сюда. Теперь ваше дело — прикончить ее!..

Резко повернувшись, Миниас вышел. Доктор Дроп рухнул в кресло, обхватив голову руками… Он чувствовал себя целиком во власти этого человека, вернее, даже не человека, а злого демона, который мог все и не останавливался ни перед чем.

Покинув клинику, Поль Дроп поднялся в свои личные апартаменты. Но вместо того, чтобы войти в кабинет, расположенный рядом со спальней, он прошел дальше по галерее и по внутренней винтовой лестнице поднялся этажом выше в таинственные комнаты, куда другим вход был запрещен. Едва он отпер дверь, как до его слуха донесся так хорошо знакомый ему прозрачный, звонкий голосок, лепетавший смешные детские слова. Это был припев известной детской песенки:

Мы в лесочек не пойдем,

Сперва дождик переждем!

Доктор остановился и закрыл лицо руками. Слезы выступили у него на глазах. И тот, кого все считали холодным, сухим человеком, не в силах сдержать волнение, прошептал:

— Как я люблю!.. Люблю… Это моя жизнь… мое творение…

И вдруг то, что только что вызывало у него ужас и отвращение, показалось ему логичным и необходимым…

На цыпочках, стараясь не производить шума, он двинулся вперед, не подозревая, что кто-то, кто поджидал его в темном углу рядом с потайной лестницей, так же бесшумно следует за ним…

Вместе с пробуждением к несчастной Амели Тавернье вернулись жестокие страдания. И не только физические, но и моральные. Увидев у своего изголовья мадемуазель Даниэль, она с ужасом воскликнула:

— Нет, нет, не хочу!.. Не хочу оставаться в этом заведении! Я предпочитаю умереть на улице!

Она пришла в такое возбуждение, что мадемуазель Даниэль, не зная, что делать, дала ей сильное снотворное. Больная впала в забытье, но время от времени бормотала сквозь сон: «Не хочу… не хочу оставаться здесь!»

Старшая сестра была немало удивлена тем, что в семь часов профессор, вопреки своему обыкновению, не спустился в клинику для утреннего осмотра больных.

Действительно, Поль Дроп, утомленный бурными событиями этой ночи, зашел в свой личный кабинет, лег, не раздеваясь, на кушетку, и погрузился в глубокий сон.

Он был пробужден появлением лакея, который доложил ему о посетителе.

— Никаких посетителей! — сердито буркнул хирург.

— Это какой-то важный сановник, — смущенно пробормотал лакей, — он назвался председателем суда…

— Ну ладно, пусть войдет…

Через несколько секунд перед Дропом предстал Себастьян Перрон.

— Вы меня не узнаете? — осведомился он.

— Нет, почему же, — проворчал доктор, с трудом стряхивая с себя остатки сна. — Вы судья, перед которым…

— Сударь, — прервал его посетитель, — я пришел к вам не в качестве председателя суда… Знаете ли вы, кто я?

— Я вас не понимаю, сударь…

— Неважно!.. Я хочу знать, как чувствует себя Амели Тавернье… Я знаю, что она тяжело ранена и находится в вашей клинике. Я хочу видеть ее!

— Позвольте! По какому праву вы разговариваете со мной в таком тоне и добиваетесь свидания с моей женой?

— По самому святому и непреложному праву — по праву отца, который хочет видеть мать своего ребенка! Я был любовником мадемуазель Амели Тавернье…

Поль Дроп не дал ему закончить и вскочил, потрясая кулаками, с пеной бешенства на губах. Но и Себастьян Перрон был готов к этому взрыву: он тоже сжал кулаки и сделал шаг вперед. Так стояли они лицом к лицу, испепеляя друг друга ненавидящим взором, когда дверь вдруг отворилась и в комнате появилось третье лицо. Увидев его, оба противника издали возглас изумления.

— Вы?.. Здесь?.. — пробормотал доктор Дроп.

— Да, господа, это я, — невозмутимо ответил вновь вошедший, который был не кем иным, как комиссаром. Жювом.

Полицейский сделал вид, что не заметил воинственных поз обоих мужчин, и обратился к доктору:

— Сударь, я позволил себе столь бесцеремонно ворваться в ваш кабинет лишь потому, что только что был в клинике и мадемуазель Даниэль просила передать вам, что ваше появление там необходимо: состояние мадам Дроп внушает сильные опасения и требует немедленного медицинского вмешательства…

Но тут, прерывая Жюва, в разговор вмешался Себастьян Перрон:

— Господин комиссар! — громко вскричал судья. — Я пользуюсь вашим присутствием для того, чтобы уличить Поля Дропа в низком и противозаконном поступке — в том, что он похитил и держит под замком ребенка, рожденного от меня Амели Тавернье! Я обвиняю его также в том, что он пытался гнусным образом меня шантажировать! Я обвиняю…

— Сударь, я приказываю вам замолчать!

Эти слова были сказаны Жювом так повелительно, что судья вынужден был подчиниться и прервать на полуслове свою обвинительную речь. Поль Дроп между тем повернулся и, двигаясь как автомат, покинул кабинет. События, одно невероятнее, другого, обрушивались на его голову, и ему начинало казаться, что он живет не наяву, а в каком-то дурном сне.

— Господин Перрон, — продолжал Жюв, оставшись наедине с сановником, — вы слишком торопитесь с выводами. Прежде всего, я хочу вас успокоить: положение мадам Дроп хоть и серьезно, но не настолько, чтобы опасаться за ее жизнь… Что касается вашего сына, то я напал на верный след и смогу сообщить вам нечто существенное скорее, чем вы даже предполагаете… А сейчас послушайтесь меня и уходите отсюда. И ждите вестей от меня.

— Ах, Жюв, Жюв… — бормотал Себастьян Перрон, чей гнев внезапно сменился депрессией. — Если бы вы знали, как я страдаю! Я страдаю и за Амели, которую люблю, и за сына, которого бесчеловечно похитили… Помогите мне, Жюв, и я буду испытывать к вам вечную благодарность!

Судья так ослабел, что Жюву пришлось взять его под руку и осторожно вывести из кабинета…

Какой-то человек с бесконечными предосторожностями поднимался по винтовой лестнице, находившейся в глубине квартиры Поля Дропа. Остановившись пород запертой потайной дверью, этот человек добрые пятнадцать минут пытался ее открыть. Наконец дверь поддалась его усилиям, и комиссар Жюв — а это был именно он — вступил на верхний этаж, куда он уже однажды, не далее как прошлой ночью, проникал, следуя по пятам за доктором Дропом.