Высокая вода - Донна Леон Страница 30

— Доброе утро, синьор, — сказал Брунетти, садясь на указанное Паттой место.

— Доброе утро, Брунетти. — Когда Брунетти наклонился, чтобы положить папку на стол Патты, начальник отодвинул ее мановением руки. — Я это читал. Внимательно. Я так понял, что вы прорабатываете версию, что избиение Линч и убийство Семенцато связаны?

— Да, синьор, так точно. Тут нет вариантов.

Он подумал, что Патта, как обычно, будет возражать против любой уверенности, если она не его собственная, но тот удивил Брунетти, кивнув и сказав:

— Да, может, вы и правы. Что вы успели сделать?

— Я расспросил Бретт Линч, — начал он, но Патта перебил его.

— Надеюсь, вы были с ней вежливы.

Брунетти сдержался и обошелся обычным «да, синьор».

— Хорошо, хорошо. Она много сделала для города, и с ней надо обращаться соответственно.

Брунетти постарался пропустить эту фразу мимо ушей и продолжил:

— Закрытием выставки и отправкой экспонатов в Китай занималась женщина-ассистент из Японии.

— Ассистент Бретт Линч?

— Да, синьор.

— Верней, ассистентка? — уточнил Патта.

Патта произнес это слово таким тоном, что Брунетти вынужденно помедлил с ответом:

— Да, синьор.

— А, понятно.

— Мне продолжать, синьор?

— Да, да. Конечно.

— Dottoressa Линч рассказала мне, что эта женщина погибла в результате несчастного случая в Китае.

— Какого несчастного случая? — спросил Патта, как будто ее гибель могла оказаться неизбежным последствием ее сексуальных наклонностей.

— Она погибла при падении в археологический раскоп.

— Когда это случилось?

— Три месяца назад. Это было после того, как Dottoressa Линч написала Семенцато и сообщила, что некоторые из предметов, вернувшихся в Китай, оказались подделками.

— А погибшая женщина была той, которая их паковала?

— Кажется, так, синьор.

— Вы спрашивали у Бретт Линч, какие отношения у них были с той женщиной?

Он не спрашивал.

— Нет, синьор. Я не спросил. Dottoressa была явно потрясена смертью молодой женщины и предположением, что она могла быть вовлечена во что-то незаконное, но не более того.

— А вы в этом уверены, Брунетти? — спросил Патта и прищурился.

— Абсолютно, синьор. Я отвечаю за это моей репутацией. — Как всегда, когда он врал начальнику, он смотрел ему прямо в глаза, стараясь широко раскрыть свои и не отводить взгляда. — Мне продолжать, синьор?

Как только он это произнес, то понял, что ему больше нечего сказать — по крайней мере, Патте. Конечно, он не скажет, что семья японки так богата, что у нее не было финансовой заинтересованности в подмене экспонатов. Мысль о том, как Патта отреагировал бы на мотив ревности, вызвала у Брунетти легкую тошноту.

— Вы думаете, эта японская женщина знала, что в Китай были посланы фальшивые предметы?

— Это вероятно, синьор.

— Но совершенно невероятно, — сказал Патта с нажимом, — чтобы она могла организовать это сама. У нее должны были быть сообщники здесь, в Венеции.

— Похоже, синьор. Это версия, которую я рассматриваю.

— Как?

— Я начал изучать финансовое положение Dottore Семенцато.

— Под чью ответственность?

— Под мою, синьор.

Патта покончил с этим и сказал:

— Что еще?

— Я уже поговорил кое с кем о Семенцато и ожидаю получить сведения о его истинной репутации.

— Что вы подразумеваете под «истинной репутацией»?

О, как редко судьба отдает врага нам в руки, чтобы можно было делать с ним все, что хочешь.

— Не думали ли вы, синьор, что у каждого бюрократа есть официальная репутация, то, что говорят о нем публично, и реальная репутация, правда, которую знают и передают с глазу на глаз?

Патта перевернул правую руку ладонью вверх и стал крутить большим пальцем кольцо на мизинце, наблюдая за процессом оценивающим взглядом.

— Возможно. Возможно. — Он поднял глаза от своей ладони. — Дальше, Брунетти.

— Я думал начать с этого и посмотреть, куда это меня приведет.

— Да, звучит, на мой взгляд, достаточно логично, — сказал Патта. — Помните, я хочу знать обо всем, что вы сделаете или обнаружите. — Он сверился со своими «ролекс-ойстер». — Не хочу удерживать вас от этих занятий, Брунетти.

Брунетти встал, понимая, что пробил час обеда начальника. Он двинулся к двери, ему только было любопытно, как напомнит ему Патта о том, чтобы он обходился с Бретт как можно деликатней.

— И, Брунетти, — сказал Патта, когда Брунетти дошел до двери.

— Да, синьор? — сказал он с неподдельным любопытством, которое Патта редко у него вызывал.

— Я хочу, чтобы вы обращались с Dottoressa Линч как можно деликатней.

Ага, вот как он это говорит.

Первое, что сделал Брунетти, вернувшись в кабинет и открыв окно, — позвонил Леле. Дома никто не ответил, так что Брунетти перезвонил в студию, где художник и взял трубку после шестого гудка.

— Pronto.

— Ciao, Леле, это Гвидо. Я подумал, позвоню-ка и спрошу, не удалось ли тебе что-нибудь узнать.

— Об этом человеке? — ответил Леле, явно намекая, что не может говорить свободно.

— Да. Ты не один?

— А, да, раз уж вы об этом заговорили, я думаю, что это правда. Вы еще собираетесь побыть у себя, синьор Скарпа?

— Да. Около часа.

— Ладно тогда, синьор Скарпа. Я позвоню вам, когда освобожусь.

— Спасибо, Леле, — сказал Брунетти и повесил трубку.

Кто же это там, раз Леле не хочет, чтобы стало известно, что он разговаривает с комиссаром полиции?

Он занялся бумагами, делая тут и там пометки. Он несколько раз работал со спецотделом, занимавшимся хищениями произведений искусства, но в этот раз не имел ничего, кроме фамилии Семенцато, никаких доказательств. У Семенцато на самом деле могла быть такая репутация, о которой не пишут в официальных отчетах, и вообще нигде не пишут.

Четыре года назад, в связи кражей фигуры готического алтаря из церкви Сан-Джакомо-дель-Орио, он общался с одним римским спецом по поиску похищенных художественных ценностей. Какой-то Джулио, но Брунетти не помнил его фамилии. Он взялся за телефон и набрал номер синьорины Элеттры.

— Да, комиссар? — спросила она, когда он назвался.