Гибель веры - Донна Леон Страница 30

— Да.

— Это даром.

— Знаю. Не посоветуешь кого-нибудь, кто заинтересован?

— Стефания, за сто пятьдесят квадратных метров это дешево. Но и бессмысленно.

Она не отрицала и ничего не говорила.

— У тебя есть кому предложить? — наконец нарушил он молчание.

— Да.

— Кому?

— Немцам.

— Вот и хорошо, надеюсь, ты им продашь.

Отец Стефании три года был военнопленным в Германии — Брунетти знал, что говорит.

— Если тебе не нужна квартира, то что, Гвидо? Сведения?

— Стефа-а-ания! — пропел он в ответ, шутливо ей подражая. — Неужели ты думаешь, что я позвонил бы тебе из-за чего-то, кроме желания услышать твой нежный голосок?

— Ты лелеешь девичьи мечты, Гвидо. Давай быстрее: что ты хочешь узнать?

— У меня есть три адреса и имена предыдущих владельцев. Я хотел бы знать, продаются ли квартиры, и если да, то за сколько. Или, если их продали в прошлом году, — за какие цены.

— Это займет у меня день-два.

— День, а не два — возможно? — предложил он.

— Ладно, день. Давай адреса.

Брунетти назвал ей адреса трех квартир и объяснил, что женщина, по фамилии Галассо, оставила все три племяннику. Прежде чем повесить трубку, Стефания ему сообщила, что, если дело с немцами не выгорит, она ждет от него кого-нибудь, кому сбыть эту квартиру. Он согласился подумать над этим, но удержался и не сказал, что предложит ее своему вице-квесторе.

Следующее завещание — синьоры Ренаты Кристанти, вдовы Марчелло. Что бы ни делал при жизни синьор Кристанти, он это делал очень хорошо, ибо состояние его вдовы включало: квартиры (длинный список), четыре магазина, инвестиции и сбережения в целом более чем на полмиллиарда лир. Все это поделено на их шестерых детей — тех самых, которые не утруждали себя посещением ее в доме престарелых. Читая это, Брунетти дивился: как это особа с таким состоянием и шестью детьми дошла до того, чтобы окончить дни свои в доме престарелых, который управлялся монашеским орденом, давшим обет бедности. Ей пристала бы ультрасовременная клиника, располагающая любыми средствами лечения и удобствами, известными гериатрии.

Граф Кривони оставил своей вдове квартиру, где она жила, еще две квартиры и разные инвестиции — ценность их нельзя установить только из завещания. Других наследников не названо.

Сестра синьора да Пре отказала ему все, кроме оспоренной доли в пользу дома престарелых. В завещании он назван единственным наследником и не перечислено никакой конкретной собственности или вкладов, отсюда следовала невозможность установить, сколь велико состояние.

Синьор Лерини завещал все своей дочери Бенедетте, не перечислив, из чего состоит это «все», так что и здесь узнать общую стоимость не удастся.

Зазудел интерком, комиссар ответил:

— Да, вице-квесторе?

— Хотел бы с вами немножко поговорить, Брунетти.

— Да, синьор, сейчас спущусь.

Патта уже больше недели как вернулся к управлению квестурой, но Брунетти до сих пор как-то избегал любых личных встреч с ним. К прибытию его он подготовил длинный отчет о том, что разные commissari делали в его, Патты, отсутствие, — не упоминая о Марии Тесте, ее визите и о тех интервью, которые за ним последовали.

Синьорина Элеттра сидела у себя за столом в маленьком кабинете перед дверьми Патты. Сегодня на ней был самый победительно женственный из темно-серых деловых костюмов — ну почти такой, как двубортные, в мелкую полоску, пары, которые обожал Патта. Как и у него, из нагрудного кармашка у нее торчал сложенный белый платочек, и, тоже как у него, в центре шелкового галстука маленькая драгоценная булавка.

— Все нормально, «фиат» продала… — услышал он, войдя.

От удивления чуть не перебил ее, — мол, а он и не знал, что у нее машина. Но последовало продолжение:

— …и тут же пустила деньги в оборот — купила тысячу акций той немецкой «биотехнологии», о которой говорила тебе на прошлой неделе. — Подняла руку — знак Брунетти: хочет ему что-то сообщить, прежде чем он войдет в кабинет к Патте. — И до конца дня избавь меня от голландских гульденов. Мне позвонил приятель — их министр финансов собирается кое о чем объявить завтра на заседании кабинета.

Последовала реплика ее собеседника и сердитый ответ:

— Ну и что — невыгодно! Сбрось их! — Положила трубку и обратила внимание на Брунетти.

— Голландские гульдены? — вежливо поинтересовался он.

— Если они у вас есть, избавьтесь от них! — порекомендовала синьорина Элеттра.

У него их не было, но он благодарно поклонился и осведомился:

— Вы оделись для успеха?

— Как мило, что вы заметили, комиссар. Вам нравится? — Встала и отошла на несколько шагов от стола — истинное совершенство до кончиков туфелек золушкиного размера.

— Замечательно! — одобрил он. — Идеально для разговора с вашим брокером.

— Правда ведь? Жаль только, что он так глуп — все ему приходится объяснять.

— Что вы хотели мне сказать? — спросил Брунетти.

— Прежде чем вы побеседуете с вице-квесторе, думаю, вам надо знать: сюда собираются нанести визит из швейцарской полиции.

Прежде чем она успела что-нибудь добавить, Брунетти, улыбаясь, съязвил:

— А что, обнаружили ваши зашифрованные счета? — И бросил притворно встревоженный взгляд на кабинет Патты.

Глаза синьорины Элеттры потрясенно распахнулись, но тут же затуманились недовольством.

— Нет, комиссар, — промолвила она совершенно деловым голосом, — это имеет отношение к Еврокомиссии, но, вероятно, вице-квесторе Патта расскажет вам об этом больше.

Села опять за стол, спиной к Брунетти, и занялась своим компьютером. Брунетти постучался и, когда ответили, вошел в кабинет. Вице-квесторе заметно восстановился после весенних каникул. Классический нос и властный подбородок покрылись загаром, еще более впечатляющим оттого, что на дворе стоял март. Похоже еще, скинул несколько килограммов — или портные в Бангкоке лучше умеют скрывать полноту, чем лондонские.

— Доброе утро, Брунетти! — приветствовал его Патта преувеличенно сердечным голосом.

Навостривший по этой причине уши комиссар лишь пробормотал что-то неопределенное и сел, не дожидаясь, пока предложат. Начальник не выразил неодобрения, что еще больше насторожило Брунетти.

— Хотел бы похвалить вас за ту помощь, которую вы оказывали, пока меня не было, — начал тот.

Колокольчики тревоги теперь так раззвонились — почти невозможно обращать внимание на то, что там говорит Патта, и он только кивнул.

Вице-квесторе сделал несколько шажков от стола, потом обратно. Сел было за стол, но, почувствовав вдруг дискомфорт из-за невольного превосходства в высоте над тем, кто сидит перед ним, снова поднялся и пересел в кресло возле Брунетти.