Знак убийцы - Люк Фиве Страница 30

У нее екнуло сердце. В лабораторию вошел хранитель коллекций Иоганн Кирхер, лейтенант Вуазен показал ему микро.

— Мсье Кирхер, вы знаете, откуда принесен этот сейф?

— С предприятия, которое арендовало нам оборудование для выставки алмазов на первом этаже.

— Вы знаете тех, кто устанавливал его в лаборатории?

— Технические служащие «Мюзеума», — уточнил Мишель Делма. — Даже не представляю, чтобы можно было бы кого-то из них заподозрить.

— Боюсь, что еще до установки сейфа доступ к нему имели многие, — посетовал Кирхер. — Право, мы были так заняты экспозицией и не имели возможности следить за всем. К тому же дверь зала Теодора Моно не так уж трудно открыть отмычкой. Эта модель замка очень распространена. Заурядному взломщику на это потребовалось бы не больше десяти секунд.

Как бы, подумал Осмонд, этот взломщик не оказался отнюдь не заурядным.

В то время как Мишель Делма, Питер Осмонд и отец Маньяни размышляли о дальнейшей судьбе исследований, Леопольдина повела лейтенанта Вуазена в комнату, где она видела человека с наушниками. Как и можно было предположить, стол был пуст и воры не оставили никаких следов.

Когда Леопольдина вернулась в зал Теодора Моно, Питер Осмонд был там один, он стоял у окна, опершись на подоконник, и смотрел в пространство. Ее охватило чувство сострадания к американскому ученому, и она, тихонько подойдя, положила руку ему на плечо.

— Ну как?

Осмонд продолжал созерцать пустоту.

— Это самый тяжелый удар в моей жизни, — сказал он, не обернувшись, безучастным голосом. — Двадцать пять лет поисков, наконец-то веское доказательство, и вдруг — ничего.

Они долго молчали. Леопольдина пыталась найти слова утешения, хотя и знала, что они бесполезны.

— Но может быть, его найдут, может, это просто какая-то ошибка…

Питер Осмонд покачал головой:

— Вы очень любезны, Леопольдина, но надежды нет. Эти люди ничего не делают случайно. Никто никогда не узнает об этом метеорите. Это конец.

Леопольдина была потрясена смятением этого мужчины, явно такого стойкого, такого сильного.

— Как бы там ни было, — сказал Осмонд, мягко улыбнувшись ей, — я благодарен вам за помощь, Леопольдина. Мне было очень приятно работать с вами.

И он снова погрузился в свое молчаливое созерцание. А Леопольдина почувствовала, какая страшная пустота вдруг заполнила ее.

По дороге в Центральную библиотеку Леопольдина встретила Алекса, очень возбужденного, с газетой в руке.

— Ты это видела? Там обо мне пишут! — проговорил он, протягивая ей номер «Паризьен».

На шестой странице газеты — фотография загона для хищников, сопровожденная мелодраматической подписью: «Несчастный случай со смертельным исходом в Музее естественной истории: служитель растерзан леопардом». Леопольдина быстро пробежала глазами статью. Журналист утверждал, что служитель Алан Трейсо, молодой человек, ничем не примечательный, по единодушному отзыву товарищей по работе, давал корм хищникам, когда одно из этих жестоких животных набросилось на него и оторвало ему руку. Несмотря на помощь другого мужественного служителя, который отважно попытался усмирить зверя, несчастный умер от ран. Чтобы определить причину трагедии, началось следствие. Автор статьи намекал, что это не первая смерть в «Мюзеуме» с начала недели, но в подробности не вдавался.

Леопольдина явно была поражена домыслам и журналиста, но Алекса такая точка зрения не смущала.

— Мужественный служитель! Это я! — Потом он с подозрительным видом посмотрел по сторонам и лихорадочно прошептал: — А ты знаешь, что еще говорят? Что Аниту Эльбер убил Эрик Годовски! И еще о мести за метеорит, тот, который украли. Понимаешь?

Леопольдина с изумлением отметила, что колесо пересудов завертелось на полный ход. Она с сомнением посмотрела на Алекса:

— И ты веришь, что это правда?

— Во всяком случае, полицейский хочет допросить Годовски после конференции сегодня утром.

— И что дальше?

— Что дальше…

О дальнейшем Алекс знал не больше, чем множество тех, кто черпал самую нелепую информацию с рвением, которое равно только их полному неведению о реальном положении дел. Потому что то, что произошло между Эриком Годовски и лейтенантом Коммерсоном, в действительности могли бы рассказать только они сами.

Питер Осмонд, отец Маньяни и Мишель Делма взвешивали все «за» и «против». Бактериальные культуры были непригодны, но проба метеорита, которая послужила для опыта в лаборатории профессора Бюкле, оставалась в их распоряжении, равно как и данные измерений, сделанные там.

Американец, смирившись, пожал плечами:

— Во всяком случае, без метеорита я ничего не смогу опубликовать. Меня тоже обвинят в мошенничестве. Представляете себе это? Питер Осмонд — жулик! Какая удача для Паркера и его клики! Мне не остается ничего другого, кроме как вернуться в Соединенные Штаты…

Мишель Делма молчал. Он знал, что его друг прав. Без убедительных вещественных доказательств все рухнуло.

Американец снова упрекнул себя в неосмотрительности. Черт возьми, эти помехи на экране радиографа… Как он не догадался? Ведь электромагнитные помехи свидетельствовали о наличии микро! Он тогда так был поглощен важностью своей научной миссии, что забыл об элементарной осторожности.

Осмонд вдруг нахмурился:

— Почему Паркер сегодня утром оказался здесь?

Директор явно был в замешательстве.

— Да вот… он владеет коллекцией довольно необычных алмазов… Но, заверяю тебя, я персонально этой выставкой не занимался. Контакт с различными участниками поддерживал главный хранитель коллекций Иоганн Кирхер.

— Паркер связан с некоторыми организациями фундаменталистов. Ты это знал?

Мишель Делма был явно очень смущен.

— Я узнал об этом недавно. Вначале он был для меня просто коллекционер, как другие. И потом, я вынужден заниматься столькими делами… У меня нет времени все уточнять…

Питер Осмонд положил руку ему на плечо, чтобы показать, что не судит его строго. А вот отец Маньяни казался настроенным более скептически и настойчиво, вопрошающе смотрел на директора «Мюзеума». Но тот отвел взгляд.

«Пеи обнаружил гладкий черепной свод в известковом слое пещеры. Он определил, что весь череп был больше, чем череп обезьяны и всех прочих приматов».

Сидя в читальном зале Центральной библиотеки, Леопольдина расшифровывала полустертую запись в блокноте, извлеченном из запыленной папки. Эти документы интересовали ее все больше и больше. Согласно Всеобщей энциклопедии «Желтый автопробег», экспедиция, организованная фирмой «Ситроен» в 1932 году, привлекла два десятка французов к путешествию через всю Азию. Среди них было несколько ученых, в том числе и отец Пьер Тейяр де Шарден как представитель «Мюзеума». Философские воззрения его, примиряющие теорию эволюции и христианскую веру, вызвали враждебное отношение Церкви. Рим увидел в нем распространителя еретических доктрин, безответственного человека, который грозит отвратить верующих от догм. Его работы в геологии и палеонтологии действительно были направлены на то, чтобы доказать, что процесс эволюции шел по пути «логики все возрастающего усложнения, приводящего к преобразованию материи посредством разума в точке Омега, к демонстрации независимости мира от Христа». Столкнувшись с этой пригодной к восприятию концепцией, способной вызвать смятение в умах верующих, иерархи, памятуя о давней миссионерской деятельности де Шардена, отправили его в Китай. Он и прожил там последние двадцать пять лет своей жизни и лишь перед смертью вернулся в Европу, а умер в Нью-Йорке в 1955 году. Итак, он участвовал в «Желтом автопробеге». Согласно слухам, там он сделал удивительные открытия. Открытия, исчезнувшие без следа. Неужели они до сих пор кого-то смущают?