Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 30

– Миша, постой, – сказала Березкина, хватая его за рукав ярко-зеленой кофты. – Познакомься с автором. Нам дали «Проперция».

– Михаил Шлям, книжный художник, – усмехнулся светловолосый парень. – Ничего сверхъестественного от меня не ждите.

– Приятно познакомиться, – пожимая руку художнику, проговорил Морхинин и вспомнил, что так и не нашел контакта с художником, оформлявшим его роман «Плано Карпини».

– Михаил, не прикидывайся, – Березкина хихикала, глядя на парня ласково. – Вы не думайте, он у нас вундеркинд, – сказала она Морхинину.

– «Проперций»? Не читал, но слышал, что хорошая вещь.

– Миш, сделай, чтобы было стильное, римское. И миловидно. А то надоели бесконечные сыщики и бандиты американского образца.

Морхинин вышел на улицу. В душе его играл бравурный оркестр из вердиевского «Трубадура» и пел заливистый тенор наподобие Доминго. Вот бывает же и для писателя день непредвиденной удачи!

Потом он еще заходил куда-то по литературным делам – на этот раз безуспешно – и оказался незаметно рядом с Таганской площадью. Там, при начале Лыковского переулка с церковью Покрова, где его когда-то крестили, сейчас подвергался разгрому популярный у москвичей книжный магазин. Морхинин невольно остановился.

– И что же будет на этом месте? – спросил он безадресно, просто в воздух.

– Говорят, очередной ресторан, – выходя из ближайшего офиса с распахнутыми дверями, ответил кто-то.

– Никак места для ресторанов не найдут, кроме библиотек и книжных магазинов… – проворчал писатель, собираясь идти дальше.

– Да, никак не найдут, Валерьяша… Сукины они дети! – весело продолжил некто из офиса.

Морхинин оглянулся, посмотрел с недоумением и засмеялся. А Юрка Зименков, школьный приятель, лез уже обниматься, хлопал по спине, старался устроить подножку.

Когда-то они жили в одном доме. Вместе делали заданные в школе уроки. Вернее, Валерьян регулярно списывал решенные Юркой задачи по алгебре, тригонометрии, физике и прочим точным предметам. Будучи уже студентом Инженерно-физического института, Юрка Зименков случайно познакомился с дочерью советского функционера такого положения, что заканчивал учебу в Англии, а затем для получения диплома вернулся. И как зять недосягаемого государственного лица превратился в директора Международного центра по кибернетике.

Несколько раз он приглашал Валерьяна в свой кабинет, тесный из-за дорогих подарков и уникальных коллекций. Директор угощал хориста каким-нибудь экзотическим пойлом, и они на полгода расставались. Во времена перестройки Зименкова пытались обвинить в незаконном присвоении валюты, и все его семейство (он тоже, разумеется) слиняло в Швейцарию. С тех пор Морхинин ничего о нем не слышал, да и не интересовался.

– Ты как здесь? – спросил Морхинин. – Давно?

– Давно, – ответил Юрий Михайлович Зименков. – Политикой и наукой не занимаюсь. Бизнес, бизнес и только бизнес.

– Да? На хлеб с маслом хватает?

– Очень значительный бизнес.

– Пода-а-айте копеечку Христа ради бедному хористу. И, естественно, бедняку, хотя и не бомжу.

– Эк тебя мотает по жизни из стороны в сторону, обалдуй. Я бы тебя вытащил с твоим голосом в суперзвезды первой величины. Но видишь – опять революция! Пришлось эмигрировать.

– Революция-то капиталистическая.

– Ну вот я и возвратился к дыму отечества. Живу себе, питаюсь. Вилла в Швейцарии. Там Майя Михайловна и младшая детвора. Здесь у меня пятикомнатная в элитном доме. Старший сын мне помогает. Компьютерщик, молодец.

– А я два романа выпустил, две повести и полсотни стихов да еще в церкви пою. Во!

– Как твоя Наталья?

– Разведен уж сто лет. У меня Тасенька. Вместе в церкви работаем, и она мою писанину перепечатывает. Скоро будем электронику осваивать. Девки – одна замужем за хмырем из твоей братии, бизнес-леди. Но жадина. Впрочем, иногда помогает.

– А младшенькая, такая хорошенькая была. Я даже подумывал на ней своего Мишку женить, – явно соврал Зименков.

– Куда нам до аристократии! Ваши предки ведь, извините, навоз-то пальчиком ковыряли… В Архангельской губернии, что ли?

– Ну ладно, не злись. Значит, так, – спохватился Зименков. – Через три часа будет грандиозная презентация в одном из подмосковных поселков с золотыми унитазами. Там в спецзале какой-то американец чего-то пиликать будет. Вход двадцать пять тыщ. Я тебя приглашаю. Там же питье, жратва, общение, заключение договоров.

– Что я там делать буду?

– Виски хлестать, шампань, водку, если хочешь. Икру жрать, суши, жареных каплунов, вырезку из оленя, крабов…

– Это уже интересней, – зевнул Морхинин. – А яичницу с помидорами можно?

– Можно. Набегут всякие ублюдки кроме приличных людей. Несколько политиков приедут среднего уровня, просто так. Журналюги Журнальтисы и писаки Писульщиковы, те что похитрее. Ну шлюхи, естественно, высшего разряда. Чего еще-то… Будут даже какие-то издатели. В общем, сборная солянка. Никаких кутюрье, никаких протоколов. Все одеты свободно, ведут себя как хотят. Любое выступление не запрещено. Прочитай какие-нибудь свои стихи. Глядишь, тебя кто и приголубит, зеленых подкинет. Едешь?

– Еду. А можно я приятеля возьму? Он главный редактор газеты. Но, учти, оппозиционной.

– Даже интересно. А то надоели эти либеральные хныкалы, ну их в задницу. ГУЛАГ, кэгэбизм, тоталитаризм… А сами в академиях кафедры держали… Все в одни ворота пенальти забивают. А тут, слышь, поцапаются. Все-таки развлечение, скандал. Зови своих патриотов, сойдет.

– Богатеи взбесятся. Гляди, как бы не было худо.

– Богатеи не все за либералов. Там всякие. Приятеля хватай и пусть речь обличительную готовит. Через час я вас здесь подбираю. Все, Валерьяша, я помчался. Закончим в саунах, так что безмерно не надирайся.

– Да я вообще мало пью. Мне петь и писать надо.

Морхинин дозвонился до Миколы Лямченко. Объяснил ситуацию, пригласил.

– А как же деньги-то? – изумился Лямченко. – Двадцать пять тыщ за вход! Неужто твой друг за нас заплатит?

– Да вряд ли. Половина гостей будет бесплатно, как и мы с тобой. Они там потом разберутся. Сейчас по России столько ворованных миллиардов витает, что никто их толком и не считает. А это что! Мелочи… Поехали, глянем на золотую орду.

– Давай в кафешку зайдем. Хрястнем для разогрева, а там… по ситуации. Может, воздерживаться придется.

Лямченко примчался молниеносно. Зашли в кафе. А через два часа «мерседес» Зименкова подъезжал к раздвижным воротам в высокой ограде из мозаичного черно-белого кирпича с башнями, похожими на минареты. Вереница шикарных иномарок вливалась в ворота.

Большой двухэтажный зал; на середине овальная эстрада, а вокруг на плоскостях разного уровня с лесенками-переходами ресторанные столики, заваленные закусками и фруктами. На эстраде – конферансье, бывший солист Большого театра энергичный хохол в ослепительно-белом смокинге, орал в микрофон приветствия и представления.