Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис Страница 31

Сейчас Сильвия выглядела спокойнее. Она испытывала чувство злорадной гордости, потому что знала свое дело, что бы ни случилось, поэтому принесла нам поднос с чашами. Ларий держал бутылку; я ее не трогал. Я с нетерпением ждал возможности попробовать знаменитые вина Суррента и Везувия, хотя определенно не сегодня.

— Фалько, ты должен был нас предупредить! — резко обвинила меня Аррия Сильвия, как будто действительно думала, что Петроний этого не сказал.

Я вздохнул.

— Сильвия, у меня есть одно дело. Я бы хотел остаться в кругу семьи и никому не мешать. Как только смогу встретиться с человеком, с которым мне необходимо поговорить, я уеду. Петроний не имеет к этому никакого отношения…

Сильвия фыркнула. Ее голос стал напряженнее:

— О! Я знаю вас обоих! Вы бросите меня со всеми детьми в этой ужасной деревне, пока будете делать то, что вам нравится! Я не узнаю, где вы, или что вы делаете, или к чему вообще все это. Кем, — спросила она, — были те люди сегодня днем? — Сильвия ловко уловила все, что пытались скрыть ее спутники.

Наверное, я устал. Я чувствовал, что больше не могу; типичное для отпуска настроение.

— Тот в зеленом, должно быть, недовольный вольноотпущенник по имени Барнаб. Не спрашивай, кто одолжил ему кавалерию. Ктото мне говорил, что он мертв…

— Призрак, да? — отрывисто произнес Петроний.

— Вопрос времени! — Петро подарил мне язвительную улыбку; я решил сосредоточиться на Сильвии. Я налил ей выпить; она так жеманно попивала вино, что мне хотелось скрипеть зубами. — Слушай, ты знаешь, что я работаю на Веспасиана. Некая группа людей упрямится признавать его императором; я убеждаю их, что это плохая идея…

— Убеждаешь? — спросила Сильвия.

— Повидимому, — сухо сказал я, — новая дипломатия состоит из разумного обсуждения — подкрепленного внушительными взятками.

Я слишком устал, чтобы спорить, а еще больше боялся ее. Сильвия слегка напомнила мне Елену в худшем смысле, но споры ни о чем с ее высочеством всегда приносили мне внутреннее удовлетворение, которое некоторые мужчины находят в игре в шашки.

— Ты все еще получаешь от Веспасиана какиенибудь приличные деньги? — придирался Петроний. Мой ответ мог бы быть грубым, но мы хотели хорошо провести здесь время, так что я сдержался. В грязном жилище у Неаполитанского залива никто не скажет спасибо за сдержанность.

— Я хочу знать, что ты здесь делаешь? — вмешалась Сильвия.

— Мой беглец находится на судне, которое заметили в этих окрестностях…

— Заметили где? — настаивала она.

— На самом деле в Оплонтисе.

— Так значит, — неумолимо пришла к выводу Сильвия, — наше пребывание в этой отвратительной деревне — это не совпадение! — Я старался казаться вежливым. — Что ты будешь делать, когда найдешь судно, Фалько?

— Поплыву поговорить с одним человеком…

— Для этого мой муж тебе не нужен.

— Нет, — сказал я, выругавшись про себя. Грести я умел. Но я думал, что Петроний возьмет на себя тяжелую работу, пока я буду рулить и когда спрыгну на пристань. — Если только, — начал я с осторожным взглядом, — ты не сможешь отпустить его в Помпеи, чтобы он помог мне разгрузить слитки, которые я буду использовать для прикрытия.

— Нет, Фалько! — разозлилась Сильвия.

Петроний не пытался заговорить. Я старался не встречаться с ним глазами.

Сильвия бросила на меня ядовитый взгляд.

— О, а какой смысл спрашивать меня? Вы оба все равно сделаете все так, как хотите!

Мне показалось умной мыслью отвести Лария наверх, чтобы осмотреть комнату и распаковать вещи.

На это потребовалось не так много времени. Наши комнаты находились в конце темного коридора. Мы снимали две душные спальни с рассыпающимися плетеными стенами. В тех местах, где сломалась кровать, были вставлены неровные доски из мягкой древесины. Мы с Ларием приподняли свою постель, чтобы посмотреть, нет ли жуков, но жукам, которые любили комфорт, там негде было сделать гнездо. Мы увидели только жесткую подстилку, покрытую многовековой грязью, соединявшей несколько спутанных куч соломы, которая всю ночь будет впиваться нам в спины, как каменные обломки.

Я поменял ботинки на сандалии и направился вниз, собираясь предложить оставить Оллию с детьми, пока остальные пойдут есть. Отвернувшись, Ларий рылся в сумке; я сказал ему следовать за мной. Когда этот рассеянный воробей долго не шел, я остановился на первом этаже, уже собираясь заорать на него.

Напротив во дворе Петроний Лонг сидел там же, где мы его и оставили, откинув голову, протянув свои длинные ноги, с беззаботным выражением лица, словно он впитал в себя всю вечернюю умиротворенность. Он ненавидел ссоры, однако время от времени они его касались. Теперь, когда не нужно было управлять повозкой, Петро, несмотря ни на что, начинал получать удовольствие. Его хорошо знакомые каштановые волосы казались более взъерошенными, чем обычно. Его чаша для вина наклонилась; очевидно, она была пуста, а в руках он держал ее просто для утешения. Своей правой рукой Петроний непринужденно обнимал жену.

Пережив пять лет трудностей брака, наедине эти двое справлялись лучше, чем казалось со стороны. Аррия Сильвия втиснулась рядом с Петронием. Она плакала, превратившись в расстроенную молодую женщину, которая под маской сильного человека чувствовала себя истощенной. Петро дал ей повздыхать на его огромном плече, пока сам продолжал мечтать о чемто своем.

В тот момент, когда я находился под впечатлением от этих умных рассуждений на тему брака, Сильвия вытерла глаза. Я увидел, как Петро вновь собрался с мыслями и притянул ее поближе к себе. Я уже много лет знаю его, и видел, как он целовал больше женщин, чем хотелось бы слышать его жене. Я понимал, что для того, чтобы сохранить мир, этому старому развратнику сейчас предстоит гораздо больше, чем простой поцелуй. После этого Петроний чтото сказал жене, очень тихо, и она ответила. Потом они оба встали и вышли к дороге, обнимаясь и склонив друг к другу головы.

Я почувствовал внутри какуюто боль, которая не имела ничего общего с голодом. Появился Ларий. Я сказал ему, что передумал насчет ужина, потом потащил его обратно в комнату.

Одним признаком трудного переходного возраста моего племянника, как я заметил, было то, что куда бы его ни отвезли, у этого молодого ворчуна был такой вид, словно он хотел бы остаться дома.

На следующий день светило солнце; при моем настроении это было неожиданностью.

Я вышел на улицу, чтобы осмотреться; справа и слева простирались две руки залива, мерцая в слабой сероватой дымке. Впереди остров Капри полностью скрылся за туманом, а когда я оглянулся через плечо, вершина Везувия также показалась лишь далеким пятном. Но даже в такой ранний утренний час блеск моря начинал ослеплять; эта нежная всюду проникающая дымка предшествовала замечательному, жаркому, морскому дню.