Дело перепуганной машинистки [= Дело об испуганной машинистке ] - Эрл Стенли Гарднер Страница 32

– Да, ваша честь.

– И вы их сожгли?

– Да, ваша честь.

– Возражение защиты не принимается. Обвинение может ввестисодержание этих писем в качестве косвенных доказательств, – объявил судья.

Гамильтон Бергер слегка поклонился судье и повернулся ксвидетельнице:

– Расскажите нам, что было написано в уничтоженных вамиписьмах.

– Ну, он жаловался на свое одиночество, на то, что ему чуждылюди, которые его окружают, что у него нет друга – девушки и… Господи, все этобыла ерунда: мне очень трудно все это объяснить.

– Продолжайте. Постарайтесь, и все получится.

– Мы выбрали тон… мы притворялись, будто это «переписка двуходинаково одиноких сердец». Скажем, он мне писал, какой он богатый ихозяйственный по натуре и какой из него получится отличный муж. Ну а я в ответрасписывала, какая я прелестная и домовитая… Нет, такие вещи так просто необъяснишь!

– Необходим контекст, вы хотите сказать?

– Совершенно верно. Нужно знать настроение, предысторию,иначе все выглядит поразительно тривиально и глупо. Именно поэтому я решила,что мне нужно получить эти письма обратно.

– Что же было дальше?

– Ну, наконец Джон Джефферсон прислал одно серьезное письмо.Он написал мне, что его компания решила открыть отделение в США и назначила егосвоим представителем, что контора будет находиться в нашем городе и что он снетерпением ждет нашей встречи.

– Что вы сделали?

– Совершенно неожиданно на меня напала самая настоящаяпаника. Одно дело вести шутливую переписку с человеком, находящимся от тебя затысячи миль, и совсем другое – встретиться с ним лицом к лицу. Я растерялась иперетрусила.

– Продолжайте.

– Он мне телеграфировал, каким поездом и в каком вагонеприедет, и я, разумеется, поехала на вокзал… И тут все пошло кувырком.

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, из того, что он мне писал, я составила о немсовсем иное представление… Конечно, глупо рисовать себе человека, которогоникогда не видела; но я была о нем необычайно высокого мнения. Я считала егодругом с большой буквы и при встрече была страшно разочарована.

– Что было потом? – спросил Бергер.

– Раза два или три я разговаривала с ним по телефону, иоднажды вечером мы ходили в театр.

– Ну и что случилось?

Она еле заметно вздрогнула.

– Он оказался совершенно невозможным, – произнесла она,посмотрев в сторону обвиняемого. – Он разговаривал со мной покровительственнымтоном, отпускал дешевые комплименты. Он относился ко мне, как если бы я… онвидел во мне… Я не чувствовала с его стороны ни уважения, ни внимания. Нет,этому человеку не нужны возвышенные чувства!

– Ну и что же вы сделали?

– Я сказала ему, что хочу получить назад свои письма.

– Что сделал он?

Она снова посмотрела на Джона Джефферсона:

– Он сказал мне, что я могу выкупить их.

– Как же вы поступили?

– Решила во что бы то ни стало получить их. В конце концов,они были мои. Четырнадцатого июня я отправилась в контору в такое время, когда,я знала, ни мистера Ирвинга, ни мистера Джефферсона там не должно было быть.

– Ну и что вы сделали?

– Я вошла в контору.

– Для чего?

– С единственной целью найти свои письма.

– Эти письма находились там?

– Да. Он сам мне сказал, что они заперты в его столе, такчто я могу прийти и получить их в любое время, если соглашусь на его условия.

– Что было дальше?

– Я не могла их отыскать… Я смотрела везде, выдвигала всеящики, и тут…

– Продолжайте.

– Отворилась дверь.

– Кто был на пороге?

– Обвиняемый – Джон Джефферсон.

– Один?

– Нет, со своим помощником Вальтером Ирвингом. Он заговорилсо мной очень грубо, употребляя по моему адресу такие выражения, каких я преждевообще никогда не слышала.

– Что было потом?

– Он попытался меня схватить. Я отступила назад, наткнуласьна стул и свалилась на пол. Тогда мистер Ирвинг схватил меня за руки и поднял.Джефферсон стал обвинять меня в том, что я за ним шпионю и сую нос в чужиедела, на что я ответила, что пришла лишь за своими письмами.

– Продолжайте.

– Он с минуту смотрел на меня с оторопелым видом, потомзахохотал и сказал мистеру Ирвингу: «Будь я проклят, если она говорит намправду!»

Тут зазвонил телефон, и Ирвинг снял трубку. Он слушалнекоторое время, а под конец чертыхнулся и сказал: «Допрыгались! Полиция!»

– И что же дальше?

– Обвиняемый подбежал к шкафу для бумаг, распахнул его ивытащил пачку моих писем, перевязанных шнурком. Он сунул их мне в руки сословами: «Вот твои письма, дуреха! Забирай и беги. Тебя ищут. Кто-то видел, какты забралась сюда, и сообщил в полицию. Теперь-то ты видишь, какая тыбезмозглая идиотка!»

– Продолжайте.

– Он потащил меня к двери, тем временем мистер Ирвинг сунулмне что-то в руку, сказав при этом: «Вот, берите. За это вы будетепомалкивать».

– И что же вы сделали?

– Они вытолкнули меня в коридор, и я быстро юркнула вдамский туалет. Когда я открывала туда дверь, я успела заметить, как обвиняемыйи Вальтер Ирвинг побежали в мужской туалет.

– Дальше.

– Войдя в туалетную комнату, я первым делом развязала шнурокна письмах и просмотрела их, проверяя, действительно ли это мои письма, а потомя от них избавилась.

– Каким образом?

– Сунула их в контейнер для использованных полотенец. Язнала, что позднее их сожгут.

– Продолжайте.

– И тут я поняла, что попала в ловушку и что меня непременнозадержит полиция. Мне необходимо было что-то придумать, чтобы выбраться изздания.

– И что же вы сделали?

– Я решила, что за выходами наблюдают и что раз меня видели,им наверняка описали мою наружность… Я выглянула в коридор, осмотрелась иувидела дверь, на которой золотыми буквами было написано, что это контора ПерриМейсона. Естественно, что я слышала, кто такой Перри Мейсон. Я решила, что могузайти к нему как бы за советом по поводу расторжения брака или участия вавтомобильной аварии… одним словом, придумаю что-нибудь, лишь бы провести унего некоторое время, пока все не успокоится. Теперь-то я понимаю, что это быладикая мысль, но в тот момент мне казалось, что для меня это единственный ивполне реальный путь к спасению… Случилось так, что судьба вообще мнеподыграла.