Деревня восьми могил - Сэйси Екомидзо Страница 32

На этом тема таинственной записи была закрыта, и разговор вернулся к обстоятельствам смерти монахини. Я снова подвергся допросу.

Что вызвало смерть монахини Байко, было ясно с первого взгляда. Смерть наступила от яда, который содержался в еде, принесенной из дома Тадзими. По словам Куно, она скончалась вчера вечером между семью и девятью часами. Этот интервал точно совпадал со временем, когда сюда был доставлен поднос с едой.

— Чья была идея отнести еду монахине Байко? Кажется, инспектор опять хочет подловить меня.

— Да, я понял вопрос. Это я… Байко-сама собралась домой до ужина, поэтому я попросил сестру, чтобы она поручила кому-нибудь отнести угощение ей в келью.

На лице Коскэ Киндаити выразилось удивление. А инспектор, состроив кислую мину и пытливо глядя мне в глаза, сказал:

— М-да… Вы поразительно заботливый человек. Вообще-то в подобной ситуации мужчине и в голову не придет…

Черт возьми, я снова под подозрением!

— На самом деле я отнюдь не такой заботливый… Рядом была Норико-сан, она мне это и подсказала.

— А кто это — Норико-сан?

— Это младшая сестра Сатомуры и тоже принадлежит к роду Тадзими.

— Ах вот оно что! Значит, она подсказала вам, чтобы вы попросили Харуё-сан отправить сюда поднос? — не в силах удержаться, вступила в разговор Мияко.

— Да. Мы в это время были на кухне. А, как вам известно, кухня находится совсем рядом с гостиной, и меня вполне могли услышать там.

— Так… И Харуё, значит…

— Да. Она сразу велела Осиме отнести поднос с угощением, а после этого мы с ней, захватив по столику, пошли к гостям.

— Следует ли из этого, что никто из гостей не имел возможности приблизиться к подносам?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Но и молчать было нельзя.

— Я не знаю, в котором часу поднос вынесли из дома. Если после того, как Кодзэну стало плохо и поднялся шум… Когда он захаркал кровью, половина гостей разбежалась…

Инспектор цокнул языком.

— Ладно. Будем выяснять, когда и при каких обстоятельствах этот поднос оказался вне пределов вашего дома. А помните ли вы, кто конкретно покинул гостиную, когда началась паника?

Разумеется, такие подробности у меня в памяти не отложились.

— Видите ли, господин инспектор, я сам был в таком шоке, что не помню ничего, кроме поднявшейся суеты…

— А сами вы не пытались убежать?

— Да что вы?! У меня от ужаса ноги отнялись. К тому же я сидел на почетном месте, и, если б убежал, все бы это заметили.

Сидевшая справа от меня Мияко бросила мне «спасательный круг»:

— Я хорошо помню последовательность событий. С самого начала трапезы и до момента, когда прибыла полиция, Тацуя-сан со своего места не вставал.

— Совершенно верно, — припомнил Коскэ Киндаити. — Госпожа Мори сидела рядом. А кстати, Мори-сан, вы не помните, кто в тот момент поднялся из-за стола?

— М-м-м… Кажется, женщины все выбежали. Некоторые, после того как Кодзэн захаркал кровью, кинулись за водой… Но к сожалению, кто конкретно выбежал из гостиной, кто ушел из дома, с уверенностью сказать не могу.

— Ясно. Придется порасспросить о подносе на кухне… Теперь о другом. Вчера монахиня Байко сказала, что у нее есть разговор к господину Тацуя, и сегодня он шел к ней; есть ли у вас, Тацуя-кун, какие-нибудь предположения о содержании несостоявшегося разговора?

— Никаких… — решительно выпалил я.

Я без конца думал об этом. И мне было известно, у кого можно узнать, о чем собиралась мне рассказать безвременно скончавшаяся Байко, — у преподобного Чёэя, настоятеля храма Мароодзи. Ведь говорила же сама Байко, что намеревалась поведать мне то, что известно только ей и преподобному Чёэю. Но почему-то раскрывать эту карту перед инспектором мне не хотелось. Я рассчитывал, что в дальнейшем мне самому удастся встретиться и поговорить с настоятелем Чёэем.

Инспектор, подозрительно глядя на меня, принялся рассуждать:

— Все это чрезвычайно странно. Смерти происходят в критический момент, буквально в полушаге от разгадки всего преступного замысла… Что же Байко хотела рассказать? Может, ее рассказ пролил бы свет на происходящее? Но хуже всего, Тацуя-кун, что вы, по всей видимости, каким-то образом непосредственно связаны с этим убийством. За вами прямо-таки тянется кровавый след.

Полицейский инспектор сам пришел к такому выводу. Но не могу сказать, что он меня очень ободрил.

— Действительно, злой рок преследует меня. Ту же фразу, что сказали вы, господин инспектор, я только что слышал от «монахини с крепким чаем».

— От «монахини с крепким чаем»? — В разговор вмешался один из полицейских, сопровождавших инспектора. — Вы сегодня видели «монахиню с крепким чаем»?

— Да. По дороге сюда… Недалеко от черного хода Западной усадьбы.

— А с какой стороны она появилась? Уж не со стороны ли монастыря?

— Да… Оттуда вроде…

— Постой-постой, Кавасэ-кун, что там еще с этой «монахиней с крепким чаем»? — включился в наш диалог инспектор.

— Дело в том, господин инспектор, что на деревянном полу кухни остались липкие грязные следы, ведущие в сторону открытой веранды, из чего можно заключить, что кто-то в плетеных сандалиях прошел всю кухню и вышел на веранду. Монахиня Байко была очень чистоплотна и не могла бы не заметить грязи, она сразу протерла бы пол. Мне кажется поэтому, что следы появились там уже после ее кончины.

Слова полицейского заинтересовали меня. Получается, что человек, оставивший свои следы, прошел из кухни в комнату, у постели Байко наступил на что-то, разлившееся из подноса, после чего, оставляя на полу белые липкие следы, улизнул из дома через веранду. На татами следы не были заметны, но на деревянном полу кухни четко отпечатались маленькие, почти детские ступни, имеющие к тому же характерную особенность — плоскостопие. В памяти сразу всплыли ноги «монахини с крепким чаем» в рваных, грязных плетеных сандалиях.

— Иными словами, «монахиня с крепким чаем» пожаловала в монастырь до того, как там появились Тацуя-кун и Мори-сан. Почему же, увидев труп, она не подняла шум?

— Думаю, потому, что у нее была своя корысть.

— Что за корысть?

— Вы, может быть, слышали, что она клептоманка, причем не обычная. Она не крадет ценных вещей, но, если кто зазевается, пользуется этим и пихает в свои карманы или сумки что ни попадя. Вот такая вот милая привычка! Ворует в храме деньги из ящиков для пожертвований, приношения богам на могилах — рис, фрукты и тому подобное. В деревне с этим свыклись, стараются не обращать внимания на ее проделки. Случаются, конечно, скандалы, когда, например, пропадают сохнущие на улице вещи, а потом их видят на ней. Монахиня Байко не раз увещевала ее, убеждала, что надо бороться с собой, но безуспешно. Втайне от Байко «монахиня с крепким чаем» продолжала таскать все, что попадется под руку. Создается впечатление, что для нее главное не вещи, а сам процесс.