Год тумана - Мишель Ричмонд Страница 34

Мне — шестнадцать, ему — двадцать семь. Я крепко уцепилась за его ремень. На фотобумаге начали проступать образы: мое сонное лицо, обнаженная икра, колпак абажура в форме колокола. Рамон ввел в меня палец, что-то нашептывая на ухо, и перед глазами встал уединенный пляж неподалеку от пирса Фэйрхоуп, где мы впервые занялись сексом. В шестнадцать лет я прекрасно понимала значение этих слов и знала, что Рамон прежде не встречался с девушками моего возраста.

Картинка стала отчетливее — полосатая мужская рубашка до бедер, браслет на запястье, сильная рука, лежащая на моей лодыжке.

Рамон опустил снимок в закрепитель, а потом встал на колени передо мной, приподнял рубашку до талии и запустил язык внутрь. Я сомневалась, люблю ли Рамона, и не загадывала о будущем наших отношений. Он казался чем-то вроде наставника — куда более интересный и опытный, чем ровесники, которым недоставало умения и такта. Но, невзирая на юность и неискушенность, я поняла — по тому, как дрогнул его голос, когда он назвал меня по имени, — для него все не так просто. И не кратковременно.

Мы познакомились в феврале, когда я училась в одиннадцатом классе, а полтора года спустя уехала в ноксвилльский колледж, не позволив Рамону поехать со мной. Он звонил каждый вечер на протяжении трех недель и умолял передумать. В середине сентября позвонила Аннабель, и в ее голосе не было привычной беззаботности.

— Рамон… — сказала она.

— Что?!

— Попал в аварию.

Я стояла на кухне своей квартирки на Сансфер-Сьют. Услышав это, оперлась о стол. На плите бурлил кофе, и его запах казался нестерпимо сильным.

— Что?..

— Бедняга ехал на мотоцикле… И…

Аннабель не смогла договорить, но все и так стало понятно — мой парень погиб. Выяснилось, что Рамон основательно накачался спиртным. Он звонил мне рано утром, но я предпочла не брать трубку. На автоответчике осталось сообщение: «Я знаю, ты дома. Пожалуйста, поговори со мной».

Может быть, мое решение заняться фотографией продиктовано отчасти памятью о Рамоне. Изначально я собиралась стать журналистом и писать статьи, а фотографию сделать хобби, но примерно через полгода заявила о желании сделаться профессиональным фотографом.

Позже с грустью поняла, что у меня нет ни единой фотографии Рамона. Он всегда оказывался за кадром, этот неизменный наблюдатель — всевидящий, но незримый. Пыталась внушить себе, будто он сохранил эту способность даже после смерти и навсегда останется этаким проницательным оком, подглядывающим за мной. Но, невзирая на баптистское воспитание, поверить в жизнь духа, после того как умерло тело, я не смогла. В глубине души понимала — Рамона больше нет.

В половине пятого вечера, двадцать восьмого октября, детектив Шербурн наносит мне визит. Когда открываю дверь, он сует в руки коробку с пирогом. Заметив тревогу на моем лице, детектив поспешно добавляет:

— Ничего не случилось. Просто был неподалеку, вот и решил заехать и посмотреть, как у вас дела.

— Все нормально.

— Там шоколадный пирог, — указывает он на коробку. — Мой любимый. Зашел в кондитерскую за печеньем и увидел этот пирог. Он меня как будто звал.

— Спасибо. Никогда не откажусь от шоколада.

Слова звучат нелепо и бессмысленно. Все кажется нелепым. Даже самые обычные вещи утратили смысл. Прошло три месяца и шесть дней. Три месяца и шесть дней, как об Эмме ни слуху ни духу.

— Я только что сварила кофе. Вам со сливками?

— Да.

— Садитесь.

Он, в темном костюме, при ярком галстуке, с идеальной прической, кажется неуместным в моей квартире. От полицейского исходит аура уверенности.

— Славное обиталище. — Шербурн опускается на краешек дивана, упираясь локтями в колени.

— Раньше здесь было чище. До того как…

Приношу кофе и сажусь напротив, в маленькое кожаное кресло, что так любила Эмма. Она сворачивалась в клубочек с одеялом на коленях и смотрела мультики, попивая горячий шоколад. На левом подлокотнике виднеется разрез, который маленькая разбойница проделала при помощи ножниц несколько месяцев назад. Попросилась в кино и получила отказ, а когда я спустя несколько минут вернулась из кухни, увидела дыру с торчащей из нее набивкой. На мой вопрошающий взгляд ураган в платьице принялся все отрицать, даже несмотря то что ножницы лежали на столике. А я сделала вид, будто поверила ей.

— Хотел сказать вам, что сожалею, — произносит Шербурн, уставившись в кружку. — Мы, наверное, где-то ошиблись, но не могу понять где.

— Вы сделали все, что могли.

Полицейский откидывается на спинку и пристально смотрит на меня.

— Не знаю, как и сказать это, Эбби…

— Просто скажите.

— Прошло три месяца. Следует приготовиться к худшему и подумать о том, что она, возможно, никогда не вернется. Очень неприятно об этом говорить, но когда проходит столько времени…

Детектив нервно прихлебывает кофе, и я задумываюсь о его собственных детях, которые сейчас сидят дома и занимаются тем, чем им и положено, — смотрят мультики, делают уроки, таскают конфеты из шкафа.

— Знаю, она не погибла, но как же мы ее найдем, если власти не видят смысла продолжать поиски?

— Имелось в виду другое. Просто будьте готовы к худшему.

Подаюсь вперед.

— А если бы пропал кто-то из ваших детей, вы смогли бы приготовиться к худшему?

Гость закладывает ногу за ногу и смотрит в сторону.

— Смогли бы?

— Не хочу с вами спорить.

— Это не спор. Вы должны знать: можете говорить что угодно, но это не заставит меня прекратить поиски.

Шербурн встает.

— Понимаю вас. Честное слово.

Интересно, сколько раз он это проделывал? Сколько раз приходил к кому-то домой и советовал оставить надежду? Куда направляется теперь? Мысленно представляю себе, как полицейский заходит в следующий дом и произносит торжественную речь перед семьей еще одной жертвы.

Провожаю его до двери.

— Пожалуйста, не считайте меня неблагодарной. Вы творили чудеса, детектив, но сдаваться нельзя. Нельзя, и точка.

Сыщик засовывает руки в карманы и смотрит в пол.

— Я говорил с Джейком. Знаю, что вы глаз не смыкаете. Судя по всему, и не едите. Но жизнь продолжается, Эбби. Так уж заведено. Рано или поздно этот бешеный темп окажется вам не под силу. Однажды придется вернуться к обычному распорядку вещей. И если не сможете этого сделать, то пропадете.

Он похлопывает меня по плечу и закрывает дверь. На лестнице слышатся его шаги. Думаю о том, что он не прав. Невзирая на весь свой опыт, Шербурн ошибается. Жизнь не может продолжаться как прежде. Все остановилось, и возобновить движение невозможно.