Все кошки смертны, или Неодолимое желание - Сергей Устинов Страница 35

―…гнать ее надо поганой метлой! ― гневно, с придыханием говорила немолодая грузная дама, посверкивая в полутьме стеклами очков. ― Ладно ― грязь, мы привыкли, но противопожарная безопасность! Черная лестница завалена черт-те чем, случись чего — греха не оберешься!

― А кто пойдет, Фаина Семенна? Кто пойдет-то? — с ленцой и как-то незаинтересованно поджимала губки ее юная собеседница, худенькая и нескладная, как подросток. ― Вот вы бы пошли? За вас весь подъезд… Как один человек…

― Куда идти ― после двух-то инфарктов? За третьим, что ли? ― астматически задыхаясь и поминутно сдувая капли пота с верхней губы, страдальчески вопрошала Фаина Семеновна. ― Я кардиологическая больная, у меня вторая группа.

Двери лифта со скрежетом разъехались, я пропустил женщин вперед и вошел следом.

― Пятый, ― тяжело дыша, сообщила обладательница двух инфарктов.

Молодая просто молча нажала кнопки «5» и «6», только после этого вспомнив обо мне:

― А вам какой?

― Десятый, ― сказал я, бросив быстрый взгляд на панель с кнопками. Не зная точно, на каком этаже нужная мне квартира, я планировал подняться до самого верха и спуститься пешком.

Лифт еле полз, кряхтя, как старый дед. В кабине было заметно светлее, и, разглядывая от нечего делать своих попутчиц, я поразился их необычайной схожести. Та же нездоровая бледность, угрюмый взгляд и недовольное выражение лица. Как будто одна и та же женщина, только с разницей лет в полста. К тому же от кого-то из них исходил застарелый винный дух, свойственный обычно особам, регулярно попивающим. А от кого-то, наоборот, несло свежим перегарчиком. Привязать же эти ароматы к конкретным носителям мешали тесные габариты кабины: мы стояли почти вплотную друг к другу, и запахи, переплетаясь, заполняли все свободное пространство.

Дамы продолжали разговор. Вернее, продолжала одна из них ― кардиологическая Фаина Семеновна:

― А ты вот, Ксюша, чего себе думаешь? Сама говорила, сейчас не работаешь. Чем плохо: квартиру бы служебную дали, потом, глядь, и прописку московскую, а? Всю жизнь на твои фигли-мигли не проживешь!

Но бросив взгляд на Ксюшу, я по отрешенному выражению ее лица однозначно понял, что работу в коммунальной сфере она вряд ли когда-нибудь предпочтет своим «фиглям-миглям», что бы под этим ни подразумевала Фаина Семеновна. Видимо, та пришла к аналогичным выводам, потому что когда лифт остановился на пятом, пожала плечами и вышла со словами:

― Не хочешь ― как хочешь. Тебе жить…

Когда кабина остановилась на шестом и двери разъехались, я увидел прямо перед собой табличку с нужным мне номером квартиры. А в следующее мгновение понял, что моя попутчица, на ходу извлекая ключи из сумочки, направляется именно к ней. Не сложно было догадаться, что Ксюша и есть искомая травести Оксана Голдовская.

У меня было всего несколько секунд на принятие тактического решения, и я сделал его в пользу наступательного варианта. Сперва легонько придержал дверь лифта плечом, а когда убедился, что девица уже отперла замок квартиры, шагнул вслед за ней на площадку со словами:

― Не торопитесь так, Оксана Григорьевна. Можно вас на два слова?

В ответ произошло нечто странное. Субтильная с виду травести, даже не обернувшись на мой голос, с поразительной прытью скакнула внутрь квартиры и с размаху захлопнула за собой дверь, навалившись на нее всем телом. Ну, если быть точным, почти захлопнула. Потому что я, при всей неготовности к такому стремительному развороту событий, успел рефлекторно сунуть носок ботинка в створ между дверью и косяком. И как выяснилось, снова недооценил соперницу: об этом возвестил звон накинутой изнутри цепочки. Ряд преимуществ, включая эффект неожиданности, был мною безвозвратно утрачен. Хотя образовавшаяся между нами демаркационная щель оставляла надежду на проведение мирных переговоров, а дипломатия, как известно, искусство возможного. За дверью была темнота, но я буквально в нескольких сантиметрах от себя слышал частое прерывистое дыхание. И в нем отчетливо ощущался тот самый, уловленный мною еще в лифте, свежий перегарный запашок.

― Оксана Григорьевна, ― проговорил я, обращаясь к этой темноте со всей возможной мягкостью и любезностью. ― Бога ради извините, если я вас ненароком испугал. У меня и в мыслях этого не было. Моя фамилия Северин, я частный сыщик, вот, пожалуйста, моя визитка.

Я просунул в дверь руку с карточкой. Но ноги от косяка не оторвал. Через несколько томительных секунд я почувствовал, как визитку осторожно вынули из моих пальцев. Потом послышалось:

― А от меня чего надо?

― От вас, Оксана Григорьевна, ― практически ничего! Дело в том, что мне поручили… э, помочь в расследовании обстоятельств смерти Игоря Ивановича Шахова. Вы ведь в курсе, да?

Я намеренно не стал уточнять, в курсе чего именно она должна быть. То ли факта смерти, то ли ее обстоятельств, то ли самого ее знакомства с упомянутым Игорем Ивановичем. Но она проигнорировала все сразу.

― А я здесь при чем?

Я тихонько вздохнул. Ситуация все больше складывалась не в мою пользу. Придется открывать карты, которые хотелось бы приберечь. Но делать нечего.

― Вы, Оксана Григорьевна, здесь совершенно ни причем. Как и ваша подруга Марина Олеговна. Просто вы работали вместе с Нинель Игоревной, а она, в свою очередь, работала еще с одной девушкой, которую я разыскиваю.

― Ну так и спросите у Нинель, ― пыхнув перегаром, грубовато посоветовала щель, но давление на дверь с той стороны слегка ослабло, что придало мне надежды.

― Видите ли, Оксана Григорьевна, ― на этот раз я вздохнул и явственно, и искренне, ― спросить у Нинель ничего нельзя. Она… умерла.

― Как ― умерла? ― ахнуло с той стороны.

― Упала с балкона. Несчастный случай, ― пояснил я.

Мне показалось, что тьма по ту сторону двери ощутимо сгущается. Я ждал реакции, но она все не следовала. Было такое впечатление, что там, за порогом, моя незримая собеседница впала в ступор. Но некоторое время спустя она вновь подала голос, и был этот голос сухой и сдавленный:

― И какую девушку вы ищете?

― Марту Панич. Знаете ее?

― Марту? ― переспросила темнота. И снова, будто в задумчивости, повторила: ― Ах, Марту! Понятно. Вы… ботинок уберите. А то цепочку не снимешь.

Обрадованный, что дело сдвинулось с мертвой точки, я охотно вытащил ногу из двери. Но вместо того чтобы открыться, она с неожиданным грохотом захлопнулась прямо перед моим носом. Меня элементарно купили, как последнего баклана. Но не это волновало меня в данный момент. Гораздо важнее было понять: он, момент, выбран произвольно или столь неотразимое впечатление на инженю Голдовскую произвело имя Марты Панич?