Фарт - Борис Седов Страница 35

Ужасная варварская фамилия дикого человека – сеньор Гарсия не назвал бы таким именем ни одну из своих собак, – Знакар, звучит просто отвратительно… А может быть, это и не фамилия, а кличка, у этих дикарей принято скрывать свое имя за кличкой. Сеньор Хуан Гарсия, сеньор Альфонсо Кордова и множество других уважаемых сеньоров не прячут своих имен, они гордятся ими, и если его, Хуана Гарсию, именуют иногда просто Сеньор, так это не прозвище, это дань уважения, такое надо еще заслужить… Что же такое ужасное совершили они в своей России, если боятся называть себя данным при крещении именем? Хотя, может быть, русских и не крестят, может быть, они не знакомы с истинной верой в Пресвятую Деву Марию, тогда это многое объясняет.

Вопросы, вопросы…

И главный из них – что же делать с этим дикарем по кличке Знакар.

Под крылом самолета о чем-то пело зеленое море южноамериканской тайги.

Вообще-то она называется сельвой, и если кто-нибудь найдет в ней хоть одну елку, я готов отдать ему свой последний глаз. Но всего остального там полным-полно, и дикое зеленое месиво дождевого леса может свести с ума кого угодно. Из множества растений я сумел опознать только лианы и бананы. Остальное – просто джунгли. Может быть, оно как-то иначе называется, но я этого не знаю.

Родной российской тайги я под крылом самолета не видел. Зато видел ее снизу, так сказать, от корней. Зрелище впечатляюшее и, видимо, величественное, когда приезжаешь туда по своей воле, поохотиться на дикого зверя, посшибать кедровых шишек, набрать ягоды брусники. Но если тебя привозят туда в вагоне, по старинке именуемом «столыпиным», под охраной знаменитого вологодского конвоя, а потом сам оказываешься в шкуре дикого зверя, по следу которого бежит свора волкодавов в человеческом и собачьем облике, тогда величие тайги отступает на второй план, главным становится ее бескрайность, спасительная и пугающая одновременно…

Военный транспортный самолет, на котором я в сопровождении нескольких крепких ребят летел в глубину никарагуанской сельвы, был старым, как грузовик «Газ-51». Двухмоторная развалина, помнящая времена Чарльза Линдберга и Валерия Чкалова, дребезжала железным туловищем и, завывая двумя коптящими моторами, медленно плыла над кудрявыми темно-зелеными зарослями. Время от времени демонстративно восхищаясь тем, что вижу внизу, я думал о том, что если этим ребятам придет в голову порешить нас, то тут уж ничто не поможет. Мы, конечно, парни не простые, особенно Серега, старший моей группы сопровождения, но…

Для этих местных партизан лихо загасить нас ничего не стоило. Все они были партизанами-герильеро, потому что не быть партизанами им было просто неинтересно, и даже если любой из них останется на южноамериканском континенте один-одинешенек, он все равно будет чувствовать себя партизаном, борцом за всеобщее равенство, братство и, главное, мир во всем мире. Настоящий партизан вообще выпустит кишки любому, кто скажет хоть слово против мира, дружбы и братства всех людей.

Уж такая у них игра.

А моя игра была совсем другой.

В дремучее советское время, когда СССР и США, стремясь перегнать и испугать друг друга, готовили себе поддержку в слаборазвитых странах, наши, забравшись в Южную Америку, тренировали и обучали бешеных псов из числа местного населения. То же делали и американцы, но не об этом разговор. Снабженные советским оружием, организованные советскими инструкторами, молодые партизаны увлеклись этой захватывающей игрой, и она пришлась им в самый раз. Не нужно было ничего делать, строить, учиться, будь только профессиональным террористом, а значит – взрывай, уничтожай и убивай. И больше ничего.

Точно так же, как палестинские бойцы, имеющие сейчас святую и благородную цель – освобождение оккупированных территорий, – но если случится невероятное и вероломный Израиль им эти территории вернет, они что – сложат оружие и начнут строить заводы и фабрики, развивать сельское хозяйство и туристический бизнес? Да ни хрена подобного, они быстренько найдут другую цель для своих автоматов генерал-майора Калашникова. Им мирное решение вопроса и нафиг не нужно. Потому что у всех террористов, какую бы фамилию они ни носили, арабскую, испанскую, ирландскую или чеченскую, – у них у всех есть одна общая черта, и черта эта – трусость. Они не будут воевать против профессионалов-коммандос, потому что в открытом бою им сразу придет кирдык, скорый и неизбежный.

Да, пророк Мухаммед говорил, что «ценой рая является война за веру», но он никогда не говорил, что воевать нужно со слабыми и немощными и что убийство женщины или ребенка открывает воину ворота в рай. И еще он сказал: «Борец за веру – это тот, кто на пути к Богу борется с собой».

Однако, к счастью, латиносы не мусульмане и сложные богословские конструкции для оправдания своих действий им не нужны, их мозги устроены совсем не так, как у арабов, наверное, проще, и я подозреваю, что, поклоняясь Деве Марии, большинство из них даже не подозревают о существовании Иисуса Христа. Фидель Кастро победил под простеньким, из трех слов, лозунгом – «Patria o muerte!» – «Родина или смерть!».

Три слова, тем более знакомых слова, легко укладываются в косматой латиноамериканской голове, их всегда можно бросить в лицо умирающему врагу или с трибуны какого-нибудь международного толковища, и ответить на три слова намного труднее, чем на велеречивый философский трактат, если, конечно, ответом не служит пуля…

Получилось так, что Америка и Советский Союз договорились, эти лихие ребята остались без дела, и тогда они направили все свое умение, весь свой пыл на внутренний, так сказать, рынок. И теперь, уже много лет, в этой самой долбаной Южной Америке происходит черт знает что. А тот факт, что здесь благополучно произрастает кока, из которой готовят всем известный кокаин, делал ситуацию особо пикантной.

Партизаны, боевики наркомафии и правительственные войска не отличались друг от друга практически ничем. Все они гоняли на задроченных джипах, постреливая по сторонам, все были одеты в одну и ту же камуфляжную форму, и всем им было нужно одно и то же – деньги, власть и красивые сеньориты. Они любили брать заложников, свергать правительства, а также взрывать что попало. И вот с такими уродами мне придется иметь дело.

А моя игра…

Я вдруг вспомнил Наринского, который сказал, что «моя игра» звучит почти как «моя борьба». Так вот, моя игра сводилась к тому, чтобы восстановить все старые советские связи, оживить явки и пароли, вызвать к жизни многочисленных законсервированных агентов и использовать все это в собственных интересах.

Именно – в собственных, потому что тут мои цели вполне совпадали с интересами ФБР и ФСБ, и что бы я ни сделал по собственному усмотрению, оно будет на руку и тем и другим трехбуквенным ребятам и они окажут мне поддержку в любом моем начинании. Ну, почти в любом. Если бы я, польстившись на неимоверные прибыли, решил бы вдруг погрязнуть в наркобизнесе, тут бы мне и конец пришел. Они бы не стали церемониться со мной. Пуля в башку, а тушку – аллигаторам.