Приключения Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт Страница 35

– Это шутка? – грозно вопросил немец, вперив в меня пронизывающий взгляд.

– Пожалуй, нет. – С каждой новой репликой моя усталость возрастала. – В Люксембурге на меня напали двое.

– Напали? – воскликнул Дортмундер. – Кто они были?

– Понятия не имею. Они мне не представились, а сразу же попытались убить.

– И что с ними случилось? – последовал требовательный вопрос.

– Они не справились со своим заданием, – пояснил я. Не знаю почему, но мне совершенно не хотелось рассказывать этому грубияну о люксембургском происшествии. Тем более у меня не лежала душа говорить о том, как я убил одного из врагов.

– Очень удачно, – заметил Дортмундер. – Мы должны побыстрее уехать, пока на вас не обратили внимания. – Он повернулся, и я заметил в кармане его сюртука пистолет. – Это все ваши вещи? Одна эта сумка? – указал он на мой саквояж.

– Да, – отрезал я, поднявшись, и, подхватив свой жалкий багаж, добавил по-английски: – Веди, Макдуфф.

Герр Дортмундер, может быть, и понял мои последние слова, но явно не нашел в них ничего смешного. Взглянув на меня со злобной гримасой, он направился за мной к выходу c вокзала, где стояли наемные и частные экипажи, и подвел меня к крытой коляске, запряженной парой крепких темно-карих лошадей незнакомой мне породы.

– Поставьте сумку под ноги, – посоветовал мой провожатый и, остановившись, обменялся с возницей какими-то знаками. – Этот человек немой, – пояснил он, забираясь вслед за мной в экипаж.

– Бедняга, – автоматически посочувствовал я. – Куда мы едем?

– Скоро узнаете, – бросил Дортмундер после паузы, когда коляска влилась в поток экипажей, удалявшихся от вокзала. – Мы приедем не скоро, поэтому вы можете расположиться поудобнее.

Погода в этот день стояла неустойчивая: солнце, то и дело проглядывая сквозь рассеянную завесу облаков, грело довольно сильно, но в тени было холодно. Я почувствовал, что мои щеки порозовели, а кожа сделалась тугой из-за порывов холодного ветра. Я старался не дать страху овладеть мной, но все же мне казалось, что весь окружающий мир сожалеет о моем незавидном положении и пытается предостеречь меня. Я откинулся на невысокую мягкую спинку сиденья. Не обменявшись ни единым словом, мы выехали из города и так же молча поехали по сельской дороге.

Время уже перевалило далеко за полдень, когда мы остановились, чтобы поесть в деревенском трактире. Нам подали вкусную острую колбасу, сыр, хлеб и, чтобы запить все это, по большой кружке немецкого пива с высокими шапками пены. Герр Дортмундер размеренными механическими движениями клал пищу в рот и пережевывал, ничем не выдавая своего отношения к блюдам. Во время обеда мы обменялись не более чем дюжиной слов. Учитывая громоздкость немецкого языка, легко понять, как мало можно было сказать за нашей, так сказать, беседой. Покончив с трапезой, мы вернулись в коляску, и лошади бодрой рысью побежали по дороге. Примерно через час возница повернул упряжку, и мы съехали с проезжего тракта на узенькую колею. Она, извиваясь, вела к дубовой роще, над которой возвышались кроны нескольких сосен. Герр Дортмундер ничего по этому поводу не сказал, а я не стал задавать вопросов, опасаясь невольно навлечь громы и молнии на голову немого. Еще через четверть часа впереди показались неясные очертания большого сельского дома; именно такие строения немцы, по-моему, называли замками. Здание пряталось за деревьями, и я решил, что оно было построено давно и рассчитано на то, чтобы выдержать осаду: ведь в то совсем недавнее время, когда Германия представляла собой скопище мелких княжеств, постоянно воевавших друг с другом, налеты на соседей были обычным делом. Когда мы подъехали поближе, мое представление подтвердилось. Замок оказался значительно больше, чем виделся издали. Видимо, здесь до сих пор не жаловали незваных гостей, ибо мост был поднят, а ворота, к которым он вел, заслоняла массивная подъемная решетка-портикул. Мост опустили, а портикул подняли, когда коляска остановилась на краю рва. Над воротами замка, в арочной нише, была высечена эмблема: египетское око.

Первое, что я увидел за стеной, были стоявшие в строю люди, вооруженные на манер трехсотлетней давности копьями и арбалетами. Но на поясах у них висели вполне современные пистолеты. Они молча смотрели, как наша коляска въезжала во двор. Переведя взгляд на возницу, я заметил, что он зна́ком подозвал двоих стражей, чтобы те приняли лошадей. Хотя на воинах не было никакой униформы, вблизи они казались бывалыми солдатами. Этот замок, очевидно, был воинским станом, а я был вражеским лазутчиком. Блокноты в саквояже, казалось, вот-вот вспыхнут ярким пламенем.

– Можете сойти, мистер Джеффрис, – нарушил молчание Дортмундер. – Думаю, будет лучше, если вы сами понесете свои вещи. У нас здесь очень мало слуг.

Возликовав в душе, я покорно вылез из коляски. Отдать саквояж в чужие руки мне хотелось бы меньше всего на свете.

Несмотря на большое искушение, я удержался и не стал внимательно рассматривать окружающих, понимая, что здесь не одобряют излишнего любопытства. Наверно, герр Дортмундер укажет дорогу, подумал я.

– Идите за мной, – словно угадав мои мысли, приказал тот и рванул тяжелую дубовую дверь в стене. – Держитесь вплотную ко мне. Если отойдете в сторону, вас застрелят.

После этих вселяющих бодрость слов я последовал за ним, стараясь на ходу незаметно осмотреть помещение.

Миновав просторный вестибюль, мы оказались в коридоре с каменными стенами, который вел в самое сердце замка: баронский парадный зал с высоким камином, в котором пылало несколько толстых поленьев. Над камином я увидел еще одно изображение египетского ока. Стены украшали щиты с гербами, принадлежавшие, как мне показалось, фамилиям немецких правителей, властвовавших в Европе. Здесь был черный с золотом ромб старинных князей Вюртемберга, рядом с ними алое и серебряное поля Австрии обок с разделенным на четыре части гербом Венгрии. За ними виднелся прусский черный орел и три увенчанные коронами львиные головы Далмации. Не сразу я заметил, что в этих гербах не так, но вскоре понял, что все они висят вверх ногами. Это не было случайной ошибкой, нет, это было святилище, где молились за посрамление этих царствующих домов.

Герр Дортмундер остановился и жестом приказал мне сесть. Я послушно опустился на редкостно неудобный деревянный стул с высокой прямой спинкой.

Мы пробыли в этом зале больше часа. Мой неприятный спутник время от времени прохаживался по залу, всякий раз задерживаясь перед бушующим в очаге пламенем. Руки он держал за спиной, и его неприветливый облик был под стать каменным стенам замка.

Я убивал время, пытаясь определить принадлежность остальных висевших вверх ногами гербов. Золотая коза с алыми рогами и копытами, на лазурном фоне, принадлежала, скорее всего, маркграфу Истрийскому, а вот другая коза удивила меня: стройная серебряная фигурка, стоявшая на задних ногах в языках пламени, на зеленом фоне. Незнакомым был и герб с изображением алого поля, напоминавшего цветом английский штандарт или мантию епископа, на серебряном фоне. Да и черную бычью голову на фоне двухцветной лазурной и алой вертикальной полосы я тоже никогда не видел. Руку с кривым симитаром, торчащую из облаков, я после недолгих раздумий приписал Боснии и Герцеговине.