Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно - Реймонд Чандлер Страница 36

XXIV

На этот раз в холле было пусто. Никто не ждал меня у кадки с пальмой с пистолетом в кармане. Никто не отдавал мне приказаний. Поднявшись на лифте на свой этаж, я быстро зашагал по коридору. За чьей-то дверью тихонько мурлыкало радио. Я торопился: ужасно хотелось выпить. Так торопился, что, войдя в квартиру, не стал включать свет, а бросился прямо на кухню. И тут только почувствовал какой-то странный запах. Сквозь задернутые шторы в комнату с улицы пробивался слабый свет. Я остановился и принюхался. Пахло духами — сильными, терпкими духами.

Тихо, ни звука. Вскоре, однако, глаза мои привыкли к темноте, и я увидел, что на полу, посередине комнаты, что-то лежит. Я попятился, нащупал большим пальцем выключатель и включил свет.

Кресло-кровать было разложено, и из него доносилось хихиканье. На моей подушке покоилась светлая головка, а под ней чьи-то согнутые в локтях руки. В моей постели устроилась Кармен Стернвуд. Лежала как у себя дома и хихикала. По подушке струился водопад золотистых волос, словно специально для этой цели расчесанных. На меня — как всегда, пристально, будто целясь, — внимательно смотрели серо-голубые глаза. Кармен улыбнулась, показав свои маленькие хищные зубки:

— Здорово я придумала, а?

— Не то слово, — буркнул я, подошел к торшеру, включил его, вернулся к двери потушить верхний свет и снова возвратился через всю комнату к торшеру, под которым на низком столике стояла разложенная шахматная доска. На доске были расставлены фигуры. Мат в шесть ходов. Решить эту задачу, как, впрочем, и многие другие, я не мог. Я окинул глазами позицию и сделал ход слоном, а потом только скинул шляпу и пальто. Все это время до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на мышиную возню за стенкой.

— Держу пари, ты никогда не догадаешься, как я здесь очутилась.

Я вынул сигарету и тупо уставился на нее:

— Держу пари, что догадаюсь. Ты проникла через замочную скважину — как Питер Пен.

— Кто это такой?

— Один мой знакомый. Когда-то вместе в бильярд играли.

— Ну, ты даешь, — сказала она, захихикав.

— А где ж большой… — начал было я, но Кармен меня опередила. Напоминать ей про большой палец было излишне; она вынула правую руку из-под головы и принялась сосать палец, поглядывая на меня своими очень круглыми и очень лукавыми глазами.

— А я голая, — сообщила она, когда я, покурив, смерил ее долгим взглядом.

— Господи, я ведь так и думал, — откликнулся я. — Мне уже давно не дает покоя эта мысль. Ты просто меня опередила. Не скажи об этом ты, я бы и сам через минуту сказал: «Держу пари, что ты совершенно голая». А вот я всегда сплю в калошах, чтобы можно было поскорей вскочить и убежать, если ночью дурные мысли преследуют.

— Ну, ты даешь! — Она опять прыснула и, по-кошачьи потершись щекой о подушку, вынула из-под головы левую руку, взялась за кончик одеяла, а затем, выдержав паузу, откинула его.

Действительно, лежит в чем мать родила. При свете торшера ее гладкая кожа отливала жемчугом. Да, сегодня ночью генеральские дочки взялись за меня всерьез.

— Смотришься ты неплохо, ничего не скажешь, — признал я, снимая с нижней губы крошку табака. — Только я все это уже видел. Я ведь не первый раз застаю тебя голой. Помнишь?

Она захихикала и укрылась одеялом.

— Так как же все-таки ты сюда попала? — спросил я.

— Меня управляющий впустил. Я предъявила ему твою визитную карточку. Я ее у Вивьен украла. Управляющему я соврала, что ты мне назначил встречу и велел, если тебя не будет, подождать. Здорово я его одурачила, да? — Очень собой довольна.

— Здорово, — согласился я. — Все управляющие одинаковы. А теперь, когда я знаю, как ты сюда попала, расскажи мне, сделай милость, как ты намереваешься отсюда уйти.

Она опять захихикала:

— Уйти? А я никуда уходить не собираюсь… Мне и здесь хорошо. С тобой.

— Послушай. — Я вынул изо рта сигарету. — Не заставляй меня снова тебя одевать. Надоело. Я очень ценю твой благородный жест, но воспользоваться им, увы, не могу. Джек Потрошитель никогда не подводит друзей, а ведь я — твой друг и не желаю тебе зла. Если же я приму твое предложение, мы не сможем оставаться друзьями. Пожалуйста, очень тебя прошу, оденься.

Она отрицательно покачала головой.

— Слушай, — не сдавался я. — Ты совершенно не думаешь обо мне. Я понимаю, тебе хочется продемонстрировать, какая ты испорченная, но ведь я это и так знаю. Ведь это я обнаружил…

— Выключи свет, — перебила она, хихикая.

В сердцах я швырнул сигарету на пол и растер ее ногой, потом достал носовой платок и вытер потные ладони. Попробую еще раз:

— Дело не в соседях, не думай. Им ведь наплевать. В любом многоквартирном доме заезжих шлюх всегда хватает, и, если их будет на одну больше, здание не рухнет. Дело тут в профессиональной этике. Понимаешь — в моей профессиональной этике. Я же работаю на твоего отца. Он — больной человек, слабый, беспомощный. Он ведь мне доверяет — а я возьми и выкини такой номер! На что это похоже? Пожалуйста, Кармен, оденься.

— Тебя зовут не Джек Потрошитель, а Филип Марло. Меня не проведешь.

Я посмотрел на шахматную доску. Слоном я пошел зря. Я вернул слона обратно. Слоны в этом окончании решающего значения не имеют. Не их это партия.

Оторвавшись от доски, я снова взглянул на Кармен. Она лежала, прижавшись бледной щекой к подушке, и смотрела перед собой большими, ввалившимися и пустыми, словно колодец во время засухи, глазами. Маленькая ручка с совершенно одинаковыми, узкими пальчиками беспокойно теребила одеяло. Где-то в глубине души она, вероятно, усомнилась в неотразимости своих чар, хотя сама еще об этом не знала. Женщинам, даже хорошеньким, очень нелегко свыкнуться с тем, что их тело лишено притягательности.

— Я иду на кухню сделать себе коктейль, — сказал я. — Хочешь выпить?

— Угу. — На меня внимательно смотрели спокойные, немного озадаченные глаза. В них зародилось сомнение, и вкрадывалось оно так же незаметно, как крадется в высокой траве выследивший дрозда кот.

— Если оденешься — получишь коктейль, договорились?

Она опять приоткрыла рот и, не ответив, тихонько зашипела, а я пошел на кухню, достал бутылку виски и шипучку и смешал два коктейля. С удовольствием дал бы ей что-нибудь покрепче, глицерин или дистиллированную серную кислоту. Когда я со стаканами вернулся в комнату, она даже не пошевелилась, но шипение прекратилось. Глаза были снова пустые, на губах заиграла прежняя лукавая улыбочка. Внезапно она села на кровати, откинула одеяло и потянулась за стаканом:

— Дай.

— Оденешься — дам.

Я поставил коктейли на шахматный столик и закурил:

— Одевайся, я не смотрю.

Я отвернулся, но тут до меня вновь донеслось шипение, на этот раз громкое, зловещее, и я покосился в ее сторону. По-прежнему голая, она стояла на четвереньках на кровати. Рот приоткрыт, лицо точно обглоданная кость. Шипение со свистом, словно бы против ее желания, вырывалось у нее изо рта. В пустых глазах Кармен что-то таилось. Что-то такое, чего я никогда не видел в глазах женщин.