Алиби для бультерьера - Наталья Александрова Страница 36

Людочка вытерла глаза, взглянула на себя в зеркало и пришлав ужас.

Макияж был безнадежно испорчен.

А что, если сейчас появится клиент или, не дай Бог, шефВасилий Романович?

И правду говорят — помянешь черта, а он уже тут как тут. Неуспела Людочка подумать про шефа, как дверь распахнулась и на пороге появилсяВасилий Романович Окунь.

Людочка не видела его несколько дней и невольно отметила,как он изменился. Раньше шеф был бодрым и бойким мужчиной с намечающимсябрюшком и хорошо видной лысиной на затылке. Теперь лицо шефа было бледным,круглые щеки запали, глаза смотрели беспокойно и затравленно. Фигура же, наоборот,приобрела некоторую рыхлость и мешковатость, как будто убрали из костейкальций, и теперь шеф гнулся во все стороны, как резиновая игрушка. И живот,который раньше едва намечался, теперь нельзя было скрыть даже свободнымпиджаком. Неудивительно, что он так изменился, тут же прониклась сочувствиемЛюдочка, ведь человек потерял жену. Шеф едва кивнул ей и прошел в кабинет.Людочка не посмела заговорить с ним сама. Однако шеф крикнул по переговорнику,чтобы она принесла кофе.

Только Людочка собралась нести в кабинет дымящуюся чашку,как дверь офиса открылась и на пороге появился мускулистый парень с цепкимиглазами. Людочка хотела спросить, по какому он делу, но парень так сверкнул нанее глазами, что слова застряли в гортани у запуганной секретарши. Дажечерепаха замерла на месте и на всякий случай втянула голову под панцирь. Неговоря ни слова, парень оглядел помещение и махнул рукой.

И тогда в офис вошел тот самый страшный человек, которогоЛюдочка уже видела несколько дней назад, после всех трагических событий. Онаникому про него не рассказывала — он так велел, а ослушаться Людочке неприходило в голову.

Тогда, тридцатого марта, когда она пришла в офис и засталатут одну черепаху и вскрытый сейф, она сразу взялась за телефон, чтобыпозвонить шефу.

— Никуда не надо звонить! — сказал тягучий голос.

На пороге стоял человек среднего роста, одетый в простуютемную куртку, без шапки. Редеющие волосы плотно прилегали к черепу, какприклеенные. Человек молча смотрел на Людочку очень светлыми глазами, и у нее языкне повернулся спросить, кто он такой и по какому вопросу пришел в их офис.

Мужчина вынул руки из карманов, на правой руке не хваталополовины большого пальца. Он подошел к стойке, разлепил тонкие губы и сталзадавать Людочке вопросы. Она отвечала односложно, по большей частиотрицательно — ничего не видела, вчера ушла раньше, никто в офис не приходил…Взгляд его становился все пронзительнее, так что Людочка старалась не смотретьмужчине в лицо, но тогда в глаза лезла страшная беспалая рука, лежавшая настойке. К концу разговора Людочка была мокрая как мышь.

И вот сейчас в офис вошел этот же самый мужчина.

Людочка дернулась, привстала, бросила испуганный взгляд надымящуюся чашку кофе, которого дожидался Окунь, но страшный мужчина искосазыркнул на нее и протянул своим холодным, тягучим голосом:

— Сидеть!

— А к-кофе… — робко пискнула Людочка. —Василий Романович просил к-кофе…

— Обойдется! — отрезал страшный человек и вместесо своим телохранителем скрылся в кабинете шефа.

Людочка послушно замерла и на всякий случай даже сложиларуки на коленях, как послушная первоклассница.

И тут из переговорного устройства на ее столе донесся тот жехолодный, тягучий голос:

— А вот и мы! Не ждал?

Людочка испуганно взглянула на переговорник. Шеф включил егоу себя на столе, чтобы попросить кофе, и забыл выключить. Конечно, Людочкамогла выключить свой динамик, но косой взгляд страшного гостя как будтопарализовал ее, и она не могла пошевельнуть пальцем.

— Вы же… ты же знаешь, Иван… Терентьевич, что я тебевсегда рад! — послышался из динамика голос Василия Романовича.

Однако узнать голос шефа было трудно — всегда начальственныйи самоуверенный, теперь он был робким и дрожащим.

На этот раз Людочка очень хорошо понимала шефа — на нее тотстрашный гость, который только что проследовал в кабинет, тоже действовал, какудав на кролика.

— Знаю, — насмешливо ответил гость, — все япро тебя знаю, Вася, так что можешь не париться, не разыгрывать преданность…Все равно я тебя насквозь вижу!

— Да что вы… что ты, Иван, я же перед тобой как надуху… весь тут! Ты же знаешь! — отозвался шеф и даже попытался засмеятьсядля большей достоверности, но вместо смеха у него получилось какое-то куриноеквохтанье.

— Вот и расскажи мне как на духу, куда делся тотконвертик желтый, где бумаги важные лежат. Такие бумаги, Вася, до которых тебеи дотрагиваться-то не положено было.

— Так я же…

Людочка воочию увидела, как страшный человек, которогоназывали Иваном Терентьевичем, кинул на Окуня такой взгляд, от которого ее шефтут же замолчал, как будто язык замерз прямо у него во рту.

— А положено тебе было, Вася, бумаги эти получить и мнепередать в целости и сохранности. Ты же этого не сделал.

— Иван… Иван Терентьич! Да вы не меня ли подозреваете?Я же вам рассказал, как дело было! — горячо заговорил Окунь.

Людочка готова была поклясться, что он трясет головой,клятвенно прижимает руки к груди и брызгает слюной. Мимоходом ее удивило, счего это она представляет шефа в таком жалком виде, ведь раньше он всегдаговорил уверенно, спокойно и деловито. А может, это только ей так казалось?

— Ты рассказал, — снова послышался тягучий голосИвана. — Ты-то рассказал, что привез вам курьер из Смольного тотконвертик, что вместе с компаньоном твоим Евсюковым положили вы тот конвертик всейф и поехали на банкет.

— На презентацию, — не своим, робким блеющимголосом поправил Окунь.

— Мне это вовсе без разницы. Это ты, Вася, вечноболтаешься по разным тусовкам да банкетам дармовым! Ладно, мне-то что, разприглашают.

— Фирма должна поддерживать свое реноме, а то делаплохо пойдут, — угодливо поддакнул Окунь.

— Да у тебя, Вася, всего и делов-то было, что конвертиктот получить! — рассмеялся Иван.

Смех его был страшнее голоса, так что Людочка у себя наместе окаменела и мысленно попрощалась с жизнью.

— Фирмочка твоя слова доброго не стоит, для того иорганизовал я ее и тебя директором поставил, чтобы конвертик тот на законныхоснованиях можно было вам из Смольного отправить. Мне светиться, сам понимаешь,никак нельзя, а тебе — в самый раз. Только для этого ты и годишься. А больше нидля чего. Потому что ты, Василий, был никто и стал никто. И звать никак.

— Да, Иван Терентьич! — жалобно вскричалВасилий. — Ну говорил же я! Признаю! Признаю, что недосмотрел, понадеялся,думал, что Сергей — честный человек. Ошибка моя в том, что доверил ему ключи отсейфа! Но я же у вас совета спрашивал, когда его в компаньоны брал! И высогласие дали!