Черная тропа - Оса Ларссон Страница 36

Обычно она не замечала моего присутствия или делала вид, что не замечала. Иногда она говорила:

— Тебе давно уже пора лежать в постели.

Тогда я отвечала, что мне не спится.

— Тогда ложись здесь.

В зале стоял старый диван из сосны, обтянутый цветастой тканью. На нем лежало несколько шершавых одеял, чтобы защитить сидение от собачьей шерсти. Я ложилась, натянув на себя одно из них.

Муста и Сампо виляли хвостами, приветствуя меня. Я укладывала ноги между собаками, чтобы им не приходилось подвигаться.

В коробке в углу лежали все мои рисунки, сделанные карандашом, фломастерами и мелками. Я мечтала рисовать маслом, но это было слишком дорого.

— Купишь краски, когда начнешь подрабатывать летом и накопишь собственные деньги, — сказала мне мама.

Я мечтала накладывать один слой на другой. Это было почти физическое влечение. Когда я намазывала бутерброд, этот процесс растягивался надолго: наносила масло слоями, стараясь, чтобы оно лежало ровно, как только что выпавший снег, — или слоилось, как следы пороши.

Иногда я просила мать дать мне порисовать, но она была непреклонна.

Как-то она рисовала зимний пейзаж. Я сказала:

— Можно, я напишу что-нибудь вот здесь, в уголке? А ты потом закрасишь, и будет не видно.

Мама взглянула на меня с интересом.

— Зачем тебе это нужно?

— Это будет как маленькая тайна. Между мной, тобой и картиной.

— Нет, это все же будет заметно: что слой краски в одном месте толще и имеет иную структуру.

Я не сдавалась.

— Тем лучше, — ответила я. — Тогда того, кто смотрит на картину, будет разбирать любопытство.

На этот раз она улыбнулась.

— Идея хорошая. Давай попробуем сделать по-другому. — Мама дала мне несколько листов белой бумаги. — Нарисуй свои тайны, — сказала она мне, — а затем приклей сверху еще один лист и нарисуй на нем что-нибудь другое.

Я сделала так, как она сказала. Эта картина до сих пор хранится у меня в коробке здесь, в доме моего единоутробного брата.

Маури. Он роется среди моих картин и рисунков. С тех пор, как умерла Инна, он производит впечатление человека, у которого нет пристанища. Он владеет всей усадьбой и еще много чем, но это нисколько не помогает. Он приходит и смотрит на мои рисунки. Задает массу вопросов.

Я делаю вид, что ничего не чувствую, и рассказываю. При этом продолжаю поднимать гантели. Если в горле у меня встает ком, я меняю гантели или начинаю перенастраивать тренажер.

Я сделала ту картину так, как предложила мама. Ничего особенного, конечно же, ведь я была еще ребенком. На первой странице зимняя береза и силуэт горы вдалеке. Железная дорога, извивающаяся по бескрайним просторам. Этот лист приклеен поверх другого. Но правый нижний угол не приклеен и завернут вверх. Я накрутила его на карандаш, чтобы он не лежал ровно на нижнем рисунке. Мне хотелось, чтобы зрителя охватило желание разорвать листы, чтобы рассмотреть рисунок, расположенный внизу. От него видна только лапа собаки и тень от кого-то или чего-то. Я-то знаю, что это женщина с собакой, и солнце светит ей в спину.

Мое произведение очень понравилось маме. Она показала его папе и Антте.

— Какие свежие идеи! — проговорила она, касаясь пальцем завернутого угла.

Меня переполняло чувство счастья. Будь я домом, с меня в этот момент слетела бы крыша.

* * *

В полиции Кируны проходило утреннее совещание. Часы показывали семь утра, однако никто не казался вялым и сонным. След еще не остыл, и расследование пока не зашло в тупик.

Анна-Мария Мелла сделала резюме собранных сведений, показывая на фотографии, укрепленные на стене:

— Инна Ваттранг, сорок четыре года. Она приезжает на лыжную базу отдыха «Каллис Майнинг»…

— …в четверг во второй половине дня, по данным авиакомпании, — вставил Фред Ульссон. — Из аэропорта берет такси до Абиску. Поездка обошлась ей в немалую сумму. Я разговаривал с водителем, который ее вез. Инна была одна. Я спросил, не рассказывала ли она о чем-нибудь по дороге, но он ответил, что та была молчалива и подавлена.

Томми Рантакюрё поднял руку.

— Мне удалось разыскать женщину, которая убирается на базе. И она рассказала, что обычно заранее сообщают, если кто-нибудь должен приехать. Тогда она усиливает обогрев в доме и убирается, пока они там живут. В этот раз ей никто ничего не говорил. Женщина даже не подозревала, что кто-то побывал в доме.

— Похоже, никто не знал, что Инна Ваттранг отправилась туда, — кивнула Анна-Мария. — Преступник привязал ее скотчем к стулу на кухне и пропускал через нее электрический ток. Она пришла в своеобразное состояние эпилептического шока, сгрызла собственный язык, у нее были судороги… — Анна-Мария показала на фотографии из заключения судмедэксперта, где видны были красно-синие отпечатки ногтей на ладонях. — Однако, — продолжала она, — смерть вызвал удар в сердце длинным острым предметом. Он прошел насквозь. Похьянен утверждает, что это не нож. И в тот момент — и это тоже пока необъяснимо — она уже не сидела на стуле, а лежала на полу. На деревянных досках под линолеумом остался след, который унюхала Тинтин. Криминалистическая лаборатория утверждает, что кровь принадлежит Инне Ваттранг.

— Может быть, стул перевернулся? — предположил Фред Ульссон.

— Возможно. Или кто-то снял ее со стула и положил на пол.

— Чтобы заняться с ней сексом? — спросил Томми.

— Не исключено. Правда, в ней не обнаружено следов спермы… но секс, добровольный или по принуждению, мы все же пока исключить не можем. Затем преступник перетащил тело в будку.

— А будка была заперта, не так ли? — спросил инспектор полиции Фред Ульссон.

Анна-Мария кивнула.

— Да, но замок очень простой, — ответил Свен-Эрик. — Любой из наших обычных клиентов легко справился бы с ним.

— Ее сумочка стояла в раковине в туалете, — продолжала Анна-Мария. — Мобильный телефон и компьютер отсутствуют, их нет и в ее доме в усадьбе Регла — мы попросили наших коллег из Стрэнгнеса проверить этот факт.

— Очень странная история! — воскликнул Томми Рантакюрё.

Некоторое время все молчали. Томми Рантакюрё был совершенно прав. Составить себе представление о последовательности событий не удавалось. Что же все-таки произошло на базе отдыха?

— Ну что ж, — сказала Анна-Мария, — пока будем открыты для всех вариантов. Это может быть что угодно. Убийство на почве ненависти, убийство на сексуальной почве, маньяк, шантаж, похищение, которое пошло не по сценарию. Маури Каллис и Дидди Ваттранг упорно молчат, не рассказывая того, что они о ней знают. Если это была попытка похищения, то люди такого сорта не обращаются в полицию.