Лувр делает Одесса - Елена Роговая Страница 36

– Ты не бойся что-нибудь упустить с художественной стороны. Здесь у тебя все получится, даже не сомневаюсь. Ты лучше химию процесса на бумажку записывай, потому что с первого раза все не запомнишь. Пиши: эмаль готовится из кварцевого песка, одной части борной кислоты и двух частей свинцового сурика. Ее прозрачность достигается за счет добавления окиси свинца, а если хочешь непрозрачную – опаковую, – так за это в ответе будет окись олова или мышьяка. В старину прозрачность заглушали костяной золой. Сейчас с этим делом попроще будет. Цвета получаем тоже с помощью окисей, но уже других. В кремниевый сплав, то бишь основу, добавляем железо, хром и золото, а на выходе за это имеем красный. Для желтого cмесь нужно подсурьмить и посеребрить. Оттенки синего и черного получим от окиси кобальта с марганцем. Вот такой расклад. Теперь понимаешь, зачем нужны занятия по химии?

– Да я и тогда понимал, только скучно изучать без практики.

– Согласен. Сам таким когда-то был. Все хотелось разом узнать и попробовать. А щас бери ступку и начинай дробить кусочек эмали, пока из нее порошок не получится. Не жалей времени, перемешивай и представляй, как художники раньше пигменты для красок делали. Измельчишь до пыли, водички немного добавь, чтобы порошок в воздухе не разлетался. Самое сложное начнется при обжиге. Вот где художественное чутье понадобится!

Фима с усердием стучал пестиком и представлял, какие просторы откроются перед ним, когда он познает секреты эмалирования. Государственные регалии, церковная утварь, оклады книг, кольца, серьги, браслеты, вазочки, ложки! Да не перечесть всех возможностей! Картины с витражными стеклами тоже в этот же список. Есть где развернуться фантазии!

«Разок-другой попробую под руководством Петра Ивановича, а потом за жука-носорога возьмусь, – рассуждал Фима. – Как сейчас вижу его бурую спинку с красноватым отливом. Передние ножки широкие с зубчиками, а задние сплошь в коричневых волосках и с золотистой бахромой. Он ими смешно перебирает, как будто крохотными щеточками траву чистит. Наличник на голове большой, в мелкую точечку. Его обязательно нужно будет из зерни сделать. Но самое главное – это красивущий изогнутый рог! Ой, мама дорогая, прям руки чешутся еще одну брошь сработать!»

* * *

Пошла вторая неделя, как Фима начал подрабатывать у Левинзона. После занятий он сразу же отправлялся в магазин, где его ждали ремонт изделий и гравировка памятных надписей типа «Яше от любимой сестры Баси на долгую память». В первый же день Марк Абрамович, якобы невзначай, забыл на столе в мастерской приличную кучку золотого и серебряного лома, на вершине которой красовался увесиситый зеленый камень.

– Необработанный изумруд, – зачем-то пояснил он и вышел из комнаты, оставив лежать ценности на прежнем месте.

«Проверяет на честность и знания, – догадался Фима и ухмыльнулся. – Какой изумруд! Можно подумать, я никогда его не видел. Неужели он подталкивает меня к воровству? Да хоть бы и настоящий был этот изумруд, все равно никогда не притронусь к чужому. Ладно, не буду осуждать. Неизвестно, как бы я проверял человека, будь у меня ювелирный магазин».

Испытания драгоценностями Фима выдерживал с честью и не один раз. Левинзон постоянно что-то «забывал», «терял деньги», и всякий раз Фима с пониманием и улыбкой возвращал владельцу ценнное имущество. Вскоре хозяин успокоился и стал к нему относиться с доверием и заботой. Будучи совершенно уверенным в том, что творчество – это таинство и требует уединенности, умный Марк Абрамович предоставил Фиме отдельную комнату, необходимый инструмент и самое главное – полную свободу действий. Кто был больше заинтересован в подобном содружестве – большой вопрос, но двусторонняя выгода налицо. После нескольких выполненных на заказ работ в магазин все чаще стали заглядывать «совсем не бедные люди», и это заметно улучшило настроение Левинзона.

– Ефим, вы работаете у меня всего ничего, но я уже скажу. Все это время я очень приглядывался. Знаете, какое я сделал себе мнение? Меня устраивает. Отныне я буду давать вам процент от продажи сделанных вами изделий. Люди хотят покупать красивые вещи, а у нас их есть и будет еще больше! Правда же?

– Я думаю, да.

– Это хорошо, что вы думаете «да». Деньги еще никому никогда не мешали, особенно в молодом возрасте. Вот посмотрите, зачем я к вам зашел.

Левинзон разжал кулак и положил перед Фимой древнюю монету.

– Золото, – сразу же определил Фима.

– Пантикапейский статер. Четвертый век до нашей эры, а какая работа!

– Старая денежка.

– Не то слово! Вот предложили купить. Что скажешь?

– Ваши деньги, вам и решать.

– Боюсь брать. Думаю, подделка.

– Вполне возможно. Наверное, я бы такую тоже смог сделать.

– Но-но, молодой человек! Такие мог делать только Гриня. Где ваша скромность! Вы только поглядите на чекан!

– А она редкая?

– Редкая.

– Откуда взялась?

– Из Керчи или Крыма. Как кроты, перерыли северное Причерноморье и каждый день что-нибудь находят, знаете ли. Говорят, там спрятаны несметные богатства скифов. Когда-то там был древний город Ольвия. То ли город, то ли государство, но про него уже давно слух идет. Ефим, вы не представляете, какие деньги делают на старине! Продают все, что вытаскивают из земли. Горшки, плиты с надписями, украшения, оружие. Европа к этому имеет большой интерес, а наше правительство не реагирует. Много медных и серебряных монет появилось на рынке. Ассы, дихалки, гемихалки и даже дельфины.

– Это как?

– Мелкие бронзовые деньги в Ольвии были в форме дельфина. Этого добра сейчас на рынке ой как немало! Был у меня один знакомый умелец, так он босфорскую монету чеканил, мама не горюй! Сразу скажу, количеством не злоупотреблял, потому как если много делать, то она уже редкой не была бы. Иногда вообще выбивал несуществующую, выдавал ее за единственный экземпляр и продавал за такие суммы! Да что там говорить, сами понимаете. Вначале он вырезал лицевую сторону монеты на толстой квадратной пластинке, а оборотную делал на железном цилиндре, по диаметру нужной ему монеты. Так вот, чтобы сгладить резкость черт на изображении, он их смазывал несколько раз царскою водкой и недолго держал над огнем. Потом золотой слегка приплюснутый шарик он ополаскивал в серной кислоте и укладывал на заготовленный цилиндр. Сверху прикрывал его квадратом и лупасил по конструкции молотком, пока не получал нужное изображение. Иногда разок-другой подпаливал на огне и снова бил. После такой процедуры на краях получались трещины и неровности, что сильно смахивало на древний чекан. Ой, какие золотые руки были у Грини, пусть ему это зачтется на том свете! Он что, паршивец, еще выделывал. Брал настоящую древнюю монету, убирал на ней изображение и старым проверенным способом выбивал новую и редкую. Окись металла и патину не трогал, поэтому сделанную фальшивку никто не мог распознать. Если родной налет исчезал, то он ее быстро подправлял навозом. Закопает в него монетку и ждет окисления. Говорил, надежнее дерьма ничего нет. Чеканил Гриня по три или четыре штуки каждого номинала и ни одной больше. Умный человек и не жадный! Зачем ронять цену на рынке! Сбывал все в Одессе, Херсоне и везде, где платили приличные деньги. Из листового золота делал бляхи наподобие тех, что в гробницах древней Ольвии отрывают. Бил их штемпелями, и ни одна умная голова не могла заподозрить подвох. Во какой мастер был у меня в друзьях!