Царствие благодати - Йорген Брекке Страница 37

— Нет, это загадка. Разумеется, многие пытались это выяснить. Но никому не удалось. Большинство спекуляций указывает на Брудера Люсхольма Кнутсона.

— Это который в Кнутсоновском зале?

— Именно он. Он был известным собирателем книг. Но, кроме совпадения занятий, с загадочным фосенским гостем его ничто не связывает. Несомненно одно: человек, отдавший книгу Крансосам, не хотел, чтобы другие узнали о том, кем он был. Он приехал, передал книгу, ничего толком не объяснил и пропал со страниц нашей истории.

— А откуда мы знаем, что книгу написал священник, а не убийца?

— По содержанию видно: ее писал священник. Он сам так себя называет. Некоторые его идеи выходят за рамки постулатов лютеранской веры. И ничто в тексте не указывает, будто он кого-то убил. Правда, в книге не хватает нескольких листов пергамента. Судя по следам, их вырвали. О том, что на них было написано, ничего, разумеется, сказать невозможно. Помню, мы еще шутили: уж не этому ли предполагаемому душегубу-писателю принадлежит и «авторство» останков жертв из старого захоронения на лугу за домом.

Дал опять замолчал. У него ясно возникло желание отвлечься и не думать о произошедшем? Не потому ли он так подробно рассказывал об этой книге? Синсакеру требовалось, чтобы он говорил. Не важно о чем. Пока он рассказывает, старший следователь может добавлять детали к составляемому портрету. К тому же у полицейского появилось необъяснимое ощущение, будто история этой книги имеет какое-то отношение к расследованию.

— Что касается вырванных страниц. Нет ли у тебя предположений, кто и когда мог это сделать?

— Ну, этого никто не знает. Однако это определенно случилось до того, как книга попала к Крансосам. Не забывай, пергаментные страницы сами по себе большая ценность, безотносительно текста, написанного на них. Бумагой начали пользоваться в XII веке, время шло, и к пергаменту прибегали все реже и реже. Но вплоть до наших дней на него поддерживался спрос — например в индустрии роскоши. Пергамент стал признаком высокого положения. Собиратель книг мог вырывать пергаментные страницы и продавать их по одной. Или они могли пойти на переплеты других книг, вместо кожи. Другое объяснение состоит в том, что эти страницы выпали сами собой, так как с книгой недостаточно бережно обращались.

— Эта книга, Йоханнесова книга, она ведь стоит целое состояние, не так ли?

— Она из тех книг, чью рыночную стоимость определить невозможно. Она абсолютно уникальна. Легально у нас в стране никогда ничего подобного даже не продавалось. Да и за границей тоже, — ответил Дал. — Думаю, она мало подходит для воровства в целях обогащения, разве что найдется подходящий миллионер-эксцентрик.

— То же самое справедливо и для многих других книг в книгохранилище?

— Несомненно. Но вы ведь не думаете, будто мотивом стало желание что-нибудь украсть?

— Пока мы ничего не можем исключать.

Но, вспомнив, каким способом совершили убийство, Синсакер должен был признать, что версия об убийстве во время ограбления кажется абсолютно неправдоподобной. Во всяком случае, во время ограбления с целью наживы. Правда, иногда у воровства бывают и другие, менее разумные мотивы. И тут его осенило: до сих пор они считали, будто ничего не пропало, опираясь лишь на свидетельство Ваттена. Нужно найти другие подтверждения, и как можно скорее.

Еще немного поболтав о пустяках и произнеся несколько бессмысленных слов утешения, Синсакер начал прощаться. Когда они уже встали из-за кухонного стола, Синсакеру пришла в голову еще одна мысль.

— Ты должен оказать мне услугу. — Он положил руку Далу на плечо. — Хотя это будет очень тяжело.

— Какую услугу? — Дал казался совсем измотанным.

— Ты должен рассказать детям о произошедшем. Нам нужно поговорить с ними в участке. Это, конечно, не очень срочно. Но будет хорошо, если в течение дня ты это сделаешь. Лучше им узнать все от тебя, а не от кого-то постороннего. Да и не получится навсегда скрыть от них правду.

Йенс Дал кивнул. Он понял, что Синсакер имел в виду.

Одд Синсакер пошел в сторону своего дома, но, вместо того чтобы идти короткой дорогой, он двинулся вверх по Ноннегата к школе Русенборг. Не останавливаясь, достал телефон и позвонил в участок. Попросил соединить с Моной Гран, которая сопровождала его в Библиотеке Гуннеруса, но ему сообщили, что она уже ушла с работы. Только теперь он вспомнил, что и ему самому давно пора закругляться. Это ведь его первый рабочий день. Ко всему прочему, он несколько месяцев провел на больничном, и не просто так. Но, что удивительно, он не чувствовал себя таким уж утомленным. То есть он, конечно, устал, но не так сильно, как к вечеру бесконечного дня, когда просто сидел дома, мечтал и ждал выздоровления.

Тогда он попросил соединить его с кем-нибудь другим. Годился кто угодно, лишь бы состоял в группе по расследованию актов насилия и преступлений против нравственности и нес дежурство. Его переключили на сотрудника, которого он не помнил.

— Можете выяснить для меня адрес женщины по имени Сири Хольм? Она новый сотрудник Библиотеки Гуннеруса.

— И это все, что вам о ней известно?

— На данный момент да.

— Хорошо. Давайте я перезвоню вам позже.

Закончив разговор, Синсакер продолжил движение в сторону недавно построенной школы. Миновав ее, он вошел в новую часть города, в парк Русенборг. Эта территория была такой же новой, как и школа, и состояла, помимо паркового хозяйства, из домов-коробок, в которых дисбаланс цены и размера был на общемировом уровне. И все же сам парк оказался одним из удачнейших проектов, воплощенных в Тронхейме за многие годы. Наконец-то Фестнингспаркен, старый Русенборгбанен и Кухауген соединили, и образовалась одна большая прогулочная зона.

В ожидании звонка Синсакер присел на скамейку у искусственного водоема, украшенного вытянутыми, вдохновленными Гауди [23]металлическими скульптурами, среди которых находились рыба и балерина. Общим для них было одно: у каждой фигуры откуда-нибудь текла или брызгала вода. В целом эта скульптурная группа его нервировала: рыба единственная выбрасывала мощную струю вертикально вверх, но ее установили на краю фонтана и общая композиция получалась асимметричной. Он мог бы поклясться, что все так и задумывалось, но как полицейского его это мучило — у него были напряженные отношения с асимметрией.

Пока он так сидел, ему на ум пришла Йоханнесова книга. Ничего себе приключение с этим коллекционером. Налицо — все составляющие хорошей истории с привидениями: старое кладбище, проклятие, книга загадочных афоризмов. «А теперь дело обернулось так, будто тот коллекционер говорил правду», — подумал он с иронией. Книгу, правда, забрали с Фосена почти двадцать лет назад, но, может быть, проклятие пробудилось только сейчас. Он почувствовал, что криво улыбается. Немного «Красного Ольборга» ему бы не помешало.