Остров Южный Камуи - Нисимура Кетаро Страница 37

— Что-то я не очень понимаю.

— Ну, примерно так. Мотив какой-то очень специфический. Если он откроется, то для Сакакибары это будет настоящий позор. Если предположить такое, то его действия поддаются объяснению, хотя…

Тагути не успел закончить свою мысль. В этот момент возле памятника Хатико что-то случилось.

Там начиналась свара.

Двое юнцов пристали к пожилому мужчине лет шестидесяти. То ли он кого-то из них задел плечом, то ли что-то ещё, но это послужило поводом для драки.

Прохожие обступили троицу со всех сторон, но никто не проявлял желания вмешаться и остановить ссору. Может быть, ещё и потому, что старик был в грязной потрёпанной одежде, с угрюмым лицом, не вызывавшим особой симпатии, а парни с виду типичные бандиты — в тёмных очках и соломенных сандалиях.

Видя, что начинается ссора, Тагути вместе с инспектором Судзуки немедленно выскочили из будки и направились к месту происшествия. Но, когда они приблизились вплотную к толпе, Тагути придержал своего помощника:

— Не так быстро!

— А что?

— Хочу посмотреть, что будет делать в данной ситуации Сакакибара.

По словам Минэко, Сакакибара не побоялся выйти против бандита, чтобы помочь девушке, и был жестоко избит. А Сасанума утверждал, что его приятель бросился под машину, спасая чужого ребёнка, — и остался с покалеченной на всю жизнь ногой. Если исходить из образа, который складывался из тех двух эпизодов, он не мог бросить человека в беде, должен был вступиться за него во имя справедливости. Оба стояли на том, что Сакакибара не способен на убийство. Однако тех происшествий Тагути своими глазами не видел. Теперь он хотел лично во всём убедиться. Если Сакакибара и впрямь такой борец за справедливость, он не должен спокойно смотреть на то, как двое хулиганов издеваются над бедным стариком.

Заглядывая поверх голов, Тагути стал присматриваться, как ведёт себя Сакакибара. Тот наблюдал ссору со сконфуженным видом. Ссутулив плечи, он то поглядывал на место стычки, то отводил глаза, будто борясь с чем-то, недоступным взору.

— Ты чего не здороваешься как положено?! — рыкнул один из хулиганов, сильно толкнув старика в плечо.

То шатнулся, осел на землю и едва сумел привстать, восстановив равновесие, как другой сгрёб его за ворот и дал оплеуху, приговаривая:

— Раз старенький, значит, уже и здороваться не надо?!

Старик не сопротивлялся, только испуганно повторял:

— Извиняюсь! Виноват!

Сакакибара побледнел. По мучительному выражению на лице было видно, что он в глубине души чувствует ответственность за то, что у него на глазах идёт избиение старика.

Хулиган ещё раз дал старику оплеуху.

— Пора нам вмешаться! — не в силах больше сдерживаться прошептал инспектор Судзуки на ухо шефу.

В это время Сакакибара, отложив свою коробку с книгами, вошёл в круг и предстал перед хулиганами. Он был тощ, хил и к тому же приволакивал левую ногу, так что реальной угрозы для них не представлял.

— Оставьте его! — сказал он дрожащим голосом.

Было видно, как ему страшно. И всё же, несмотря на страх, он пытался остановить хулиганов.

Бандиты свирепо воззрились на незваного пришельца.

— Ты что, тоже хочешь отведать? — ухмыльнулся один из них.

— Перестаньте мучить старика!

— Ах ты, козёл! — рявкнул один бандит и сзади лягнул Сакакибару в бедро. Сделал он это стремительно и ловко: видно было, что собаку съел на уличных драках. Когда жертва упала, другой парень стал пинать её ногами. Бандиты легко взяли верх — Сакакибара лежал скорчившись, словно креветка.

— Похоже, правду о нём рассказывали, — подумал Тагути, чувствуя, как в глубине души шевельнулось смущение. Неужели Сакакибара и в самом деле борец за справедливость? Но если так…

— Остановим их, шеф! — воскликнул инспектор Судзуки.

— Давай! — скомандовал Тагути, протискиваясь своим грузным торсом через плотную толпу.

От побоев Сакакибара не мог передвигаться, и Тагути доставил его в больницу. Осмотрев пострадавшего, врач сказал, что есть небольшая трещина в ребре, так что некоторое время придётся соблюдать постельный режим. Сам Сакакибара на больничной койке был весел и оживлён.

— Что-то у вас такое странное выражение лица! — усмехнулся он, глядя на Тагути снизу вверх. — Ага, не ожидали от меня такого! Теперь удивляетесь небось!

— Да нет, особо не удивляюсь.

— Врёте?! — испытующе взглянул на него в упор Сакакибара. — Вы же сейчас в замешательстве. И вам хочется думать, что я это представление нарочно разыграл. Считаете, я знал, что за мной следят, и вступился за того старика, просто чтобы сыграть на публику. Ведь злодей-убийца так просто человеку помогать не станет. Что, разве не так?

Тагути только улыбнулся в ответ. А Сакакибара, будто хмелея от собственных слов, продолжал свой монолог:

— Только, к сожалению, это не спектакль. Просто я хотел ему помочь — и помог. А следили вы за мной или нет, к делу отношения не имеет. Не мог я не вмешаться, когда видел перед собой такое. А вообще-то в том, что я за него вступился, ничего особенного нет. Просто не могу я по-другому. Но на публике всегда смущаюсь.

— Понимаю.

— Понимаете? Да что вы понимаете?! Ничего вы на самом деле не понимаете!

— Действительно, я сначала не знал, что и думать…

— Интересно! Честное признание!

— Но теперь всё по-другому. Я, кажется, понял, что ты за человек. На первый взгляд натура очень сложная, но в действительности всё сводится к одному типу поведения.

— Теперь вы решили прочитать лекцию по антропологии?

— Да нет, это скорее из области философии, основанной на моём жизненном опыте. Ты, когда вступился за старика, весь дрожал от страха.

— Ну что из этого?

Лицо Сакакибары приняло несколько напряжённое выражение.

— Я действительно по природе трус. Смелости мне не хватает. А что, так плохо?

— Да нет, — вымученно улыбнулся Тагути.

Спросив разрешения у больного, он прикурил сигарету.

— Я и сам по натуре трус. Но обычный человек, если боится, не станет помогать другому. Ну, в лучшем случае полицию позовёт. А ты, хоть и дрожал от страха, а вступился за старика.

— И что, это плохо?

— Я этого не сказал. Я хочу сказать, что такой у тебя характер, — очень даже интересный характер. Похоже, что характер твой всегда подчиняется чувству долга. Вот и сегодня ты, можно сказать, стал заложником своего чувства долга. В твоём случае это чувство долга, видимо, стало категорическим императивом. Обычный человек от страха бросается наутёк, а ты, наоборот, от страха вступаешься за обиженного.