Постумия - Инна Тронина Страница 37

– Сейчас приду. – Я вцепилась в дядин локоть. Из зеркала на меня смотрела бледная, совершенно незнакомая особа с расширенными зрачками и спутанными волосами. – Действительно, мне немного нехорошо. В поезде всю ночь не спала, и перед этим тоже. Дядя Сева, пойдёмте пока на балкон. Я одна боюсь – голова кружится. Со мной такого давно не было…

Действительно, я один раз ещё в школе, на уроке, прямо в проход упала. Меня в больницу увезли с подозрением на сотрясение мозга. Я как на физкультуре головой ударилась. А оказалось, что причина другая…

– Смотри мне! – Дядя погрозил пальцем, но, скорее, из принципа. – Я, конечно, виноват. Заездил тебя совсем. Ничего, потом отоспишься. Ночь впереди долгая.

– Ты же помнишь, что мне завтра рано вставать, – шёпотом сказала я и первая вышла из библиотеки.

Вернулась я через полчаса, держа в руке вазочку с джелато. Михон, балдея совершенно по-детски, лакомился у себя за шторой. Я шла по толстенному персидскому ковру и не ощущала своих шагов. Но шатать меня перестало, и тошнить – тоже. Я приободрилась. Наверное, выкарабкаюсь – к удовольствию Старика.

– Влад звонил, – сообщил мне Михон, аппетитно причмокивая и облизывая ложечку. В отсутствие отца он становился собой, сразу избавляясь от излишней брутальности и сдержанности. – Говорит, завтра заедет в десять утра. Ведь мы его поздравить должны. А потом все вместе двинемся на марш…

– Как, и ты тоже? – удивилась я.

– А почему нет? Чем я от вас отличаюсь?

– Да ничем. – Я мимолётно улыбнулась. От Влада он, конечно, ничем в данном случае не отличался. А вот от меня… Впрочем, надеюсь, Михон ни о чём никогда не узнает. Тем более что он скоро женится и, наверное, уйдёт из группы.

– Что, очухалась? – довольно неласково спросил дядя Сева. Судя по витающему в воздухе запаху дорогих сигар, он приятно провёл время. – Мороженое у Женьки стащила?

– Почему стащила? – обиделась я. – Она нам с Михоном сама дала. Знает, что вы нас продержите до ночи…

– Ну-ну, не скули! Ты же у нас железная леди. Садись вон и слушай. Тебя это тоже касается. Твоего же будущего шефа обсуждаем. Что, Иваныч, думаешь, потянет?

Дядя повертел в руках смартфон. Видимо, Петренко показывал им с Ерухимовичем снимки. На пальце генерала я заметила новое обручальное кольцо. Такое же было сегодня и у Евгении. Очень милые колечки – из чистого золота, с платиновыми вставками посередине. Не дотерпели до «фарфоровой» свадьбы, до мая. Кажется, так называется двадцатилетие супружеской жизни.

Самое интересное, что пара до сих пор не обвенчалась. Во-первых, не очень-то и хотели. С матерью Михона у дяди был церковный брак, но счастья он не принёс. Лилия скончалась от сердечного приступа, не дотянув и до «тридцатника». Во-вторых, четвёртый брак в православии не допускается вообще. Это не зависит от того, какими были предыдущие три. Тёща, конечно, переживала – ведь у Жени всё было впервые. А дяде, оказывается, даже в алтарь входить нельзя, хоть он и мужчина.

– Уж ты мне поверь – Дрон на раз-два в дело вникнет! – уверенно сказал Петренко. – Я ведь не на помойке его нашёл. Мы с его батей в Ялте вместе фарцовщиков гоняли. Вот времечко было! Я ведь пединститут окончил, должен был их перевоспитывать. Но только для галочки трепался. Видел, что ничего уже не исправить. Тогда они знак доллара на шмотках целовали, а теперь сами предателей ищут. И мне многое припомнили, когда семью жены из Ялты выгоняли.

– Они давно привыкли ртом и жопой жрать, – покачал головой Старик. – Такие всегда в мейнстриме. А народ долбокрылый ушами хлопает. И того не знает, что батюшки, которые их сейчас на праведный бой благословляют, через одного «липучки» – ещё с советских времён…

– Кто? – не поняла я. – Вернее, что это значит?

– На сленге спецслужбы это человек, который намеренно собирает вокруг себя ненадёжную публику. Как правило, молодёжь. А потом сдаёт их, куда надо. Поёт при этом, как сирена. Результат, кстати, тот же самый. Был у вас в Питере очень известный иерарх-почвенник. Звал людей под пули, в «Белый Дом». А потом отрёкся от них, как апостол Пётр…

– Понимаю, о ком вы говорите, – вставил Петренко.

– Так вот, они со своим куратором много юных душ отравили этим ядом. Патриотизм не может быть управляемым. Тогда он совсем иначе называется. Я, когда в «пятке» работал, как раз «липучками» занимался. Так что знаю, о чём говорю. Люди на исповедь приходят или просто чайку попить. Власть ругают – от отчаяния. И тут же попадают в паутину, из которой выбраться очень трудно. Многих «липучек» я и сейчас вижу – по телевизору, в Сети. И с огромным удивлением узнаю, как боролись они с коммунистами, как страдали за веру. И в процессе борьбы наели себе жирные красные ряхи… Ладно, давайте дальше про Дрона. Тёзка, ты же говорил, что он из Феодосии. А сейчас упомянул Ялту.

– Так перевёлся он несколько лет назад! С женой у него неважно вышло. Как говорится, «много будешь знать, скоро расстанешься». Решил мужик себя работой лечить. В Крыму действовать – всё равно что по канату ходить. Такие финансовые потоки крутятся, такие персоны фигурируют, перед которыми ментовские машины колёсами переступают. Так Дрон и там справлялся. Только одного не ждал – что придётся выметаться с полуострова в двадцать четыре часа. До упора на что-то надеялся. Отказался уезжать вместе с родственниками моей Гертруды. В итоге пришлось выбирать между бегством и обвинениями в разжигании межнациональной розни. Вот уж верно говорят: «Где те отцы, которые за образцы?» Такого разжигания, жена говорит, не то, что в девяностые – в сороковые годы не было. По крайней мере, между братьями-славянами. Хорошо ещё, что в прокуратуре не уточнили, куда именно им убираться. Вот Дрон и приехал в Питер, к нам. Теперь на моей даче настоящий табор. Благо, успели отстроить зимний дом с русской печкой. Все поместились, включая детей. А младший уже здесь родился…

– Глянь, Марьяна! – Дядя протянул мне смартфон. – Женское сердце – вещун. Это же просто сотрудник будет, а член «Семьи». С ним, в случае чего, запросто не расстанешься. Слишком многое узнает…

– Что такое честь офицера, Дрон хорошо понимает, – обиженно заметил Петренко. – И деньги для него – дело десятое. Есть немного – и ладушки. Другое дело, что ему нужно в Питере квартиру снимать, пусть самую скромную. Он ведь в Феодосии на служебной площади жил. Уехал с одним чемоданом. А «братки», которых Дрон раньше напрягал, круто в гору пошли. Попросил меня устроить его в полицию. А кому он тут нужен, с украинским паспортом? Сделают запрос в Крым, а там ответят – махровый бандеровец. Это же теперь там самое расхожее слово – вроде матерного. Короче, я вам плохого не посоветую, – подвёл итог Петренко. – Дрон на всё готов был. Из полиции многие уходят, потому что за кордон не пускают. А ему не до жиру. Та «скотобаза», что пряталась за спиной вежливых людей, теперь творит беспредел. С точки зрения нынешних победителей, нормальных украинцев просто нет. Кто не сопротивляется – трусы. Кто воюет – каратели. Ни тем, ни другим Дрон становиться не хочет. Надо беднягу поддержать, а то у него уже сердце шалить начало. Он и в Феодосии жил на пицце и фаст-фуде, как все одинокие мужики. Спасала только любимая работа. А теперь, от безделья, пиво хлещет постоянно. Но навыки пока не потерял. Кроме того, Дрон – отличный компьютерщик. Это тоже очень важно.