Благие намерения. Мой убийца - Ричард Халл Страница 37

– Ее ведь обвинили в убийстве, так? Я просто хочу знать. – Четвертый присяжный служил младшим продавцом книжного магазина, и остальные не ведали, что он всю жизнь только и повторял, что «просто хочет знать».

– Если нужно, можно спросить у судьи, – ответил Эллис. – Я не юрист, но мы вправе, если захотим, признать ее виновной в покушении. Но, наверное, такого вопроса не возникнет.

Замечание вызвало радостную улыбку на лице лощеного господина, который не был ни аристократом, ни фермером, хотя искренне считал себя и тем, и другим; он, во всяком случае, счел слова Эллиса о покушении не относящимися к делу.

– По-моему, господин старшина, от присяжных требуется определить факты, а юридическими вопросами ведает судья. По крайней мере, так принято считать.

– Похоже, нам не были даны указания на этот счет. – Эллис болезненно ощутил собственную беспомощность. – То есть по поводу разницы.

– А я думаю, были, – вмешался отставной фермер. – Мы все слышали, как судья сказал, что даже человек со слабым сердцем достоин защиты. И не в порядке вещей, если человек отдает концы, просто понюхав табаку. Нет, если спросите меня, мы имеем дело с убийством, и нечего тут мудрить. Судья практически так и сказал.

Ответом было согласное бормотание, к которому присоединился даже лощеный господин. «И они правы, – подумал Эллис. – Вряд ли нужно заставлять их копаться во всем заново».

– Очень хорошо, – сказал он вслух. – С предварительным пунктом разобрались.

– Прекрасно, – поддержал человек с зеленым галстуком. – Вот это и есть метод.

– Тогда следующим пунктом, полагаю, – продолжил Эллис, беря власть в свои руки, – следует решить: согласны ли мы, что остальных подозреваемых можно исключить. Начнем с Макферсона.

– Это точно он! – выпалил внезапно банковский служащий. – Никогда нельзя доверять торговцам марками! У меня когда-то была милая коллекция – больше двух тысяч марок, все разные, – но когда я попытался ее продать, сколько, думаете, мне предложили? Полдоллара. Зато если бы я хотел ее купить…

– Разве этого достаточно, чтобы предположить…

– Может быть, и нет, господин старшина, но все равно, бесчестное это племя. Смешанная перфорация, видите ли!.. Смешанная мораль, вот это что.

– И смешанные мысли, пожалуй… – Лощеный господин посмотрел на потолок.

– Это не метод. – Рыботорговец был хотя бы последователен.

– Вряд ли нам надлежит рассматривать то, – вздохнул Эллис, привыкший по долгу службы хранить терпение, – что не было представлено в качестве свидетельств. Мы все, безусловно, сочувствуем вам с вашей коллекцией, но мне кажется, что Макферсон давал показания совершенно искренне.

– Все же я требую признать его виновным! – Неудавшаяся сделка с коллекцией марок явно оставила глубокий след в душе банковского служащего.

– Полагаю, так поступить нельзя. Мы должны вынести вердикт «виновна» или «невиновна» только в отношении мисс Нокс Форстер.

– Старшина совершенно прав…

– А что, мы не можем повесить это мерзкое животное – проклятого дворецкого? – Отставной фермер, похоже, искренне поразился.

– Боюсь, что нет. Я предложил сначала решить – можем ли мы отбросить… исключить Макферсона.

– Судья ведь уже сделал это, не правда ли? – Лощеный господин говорил невыносимо городским тоном. – Я предлагаю разом исключить и Макферсона, и Йокельтона – вот ведь имечко…

– Поддерживаю. – Это сказал человек, молчавший до сих пор; он исповедовал принцип, что достичь решения быстро можно, немедленно поддерживая любое предложение. Он считал, что такой подход обнажает суть и закругляет бесполезные дискуссии; на любом заседании комитета, где ему доводилось присутствовать, он неизменно поддерживал все – иногда, по рассеянности, даже мнение, противоположное тому, которое только что поддержал.

Увы, время сэкономить получалось не всегда, потому что люди, как правило, без особой необходимости, словно нарочно возражали выдвинутому предложению. Разумеется, это не страшно, если председателю хватит ума немедленно объявить голосование, но слишком часто людям позволяли объяснить, по каким причинам они придерживаются своего мнения, а это неизбежно выливалось в пустую трату времени, и, как известно, никогда не заставило кого-то поменять точку зрения. В данном случае так и вышло. Разгорелись оживленные дебаты – мог ли быть виновным Макферсон.

В конце концов Эллис навел порядок.

– Возможно, будет проще, если мы проголосуем.

– Поддерживаю. Давно пора голосовать.

– Кто за то, что Макферсон не имеет отношения к убийству? Десять и я – одиннадцать. Против?

Банковский служащий пожал плечами.

– Ладно, как знаете. Раз повесить его нельзя, то мне все равно.

– Теперь по поводу викария – мистера Йокельтона. Можем сразу голосовать?

– Поддерживаю.

Эллис оглядел присяжных и с удовлетворением отметил единодушие.

– Тогда так. Или это сделала подсудимая – значит, мы голосуем «виновна», или Рейкс – тогда мы голосуем за «невиновна»; или мы не знаем, кто это сделал, и тогда мы снова голосуем «невиновна».

– Слишком много вариантов «невиновна». Судья ведь выразился вполне ясно. – Лощеный господин снова уставился в потолок.

– Да, но нужно рассматривать так, как сказал старшина, – это и есть метод.

– Спасибо, мистер Притчетт.

– Хансон.

– Да, я оговорился, Хансон. Теперь, чтобы начать обсуждение, я хочу предположить, что она совсем невиновна – или, по крайней мере, ее вина не доказана. Мне показалось, что судья настроен против нее. Ему следовало бы более четко обрисовать доводы в ее защиту. И думаю, он был не совсем честен. Например, она приличная, мирная женщина, которая никогда не смогла бы решиться на убийство. Выяснилось даже, что она отказалась от службы в армии по идейным соображениям – не могла заставить себя отнять жизнь.

– Не совсем так. – Мистер Хансон решил внести в дискуссию нечто более позитивное, чем его предыдущие ремарки. – Выяснилось только, что она противница войны, как и все мы, хотя мы по-разному можем представлять, как остановить войну. Но ничего не было сказано о том, что она противница уничтожения осиных гнезд. Она жила под одной крышей с Каргейтом многие месяцы, день ото дня ненавидела его все больше, была вынуждена выслушивать его мнения, которые ей казались воплощением зла, и видеть его отношение к окружающим, которого она не могла терпеть. И все это время она таила свои чувства, пока не дошла до точки.

– Но ведь это предположение?

– Так, по крайней мере, представил дело судья. Лично я ее понимаю, однако на нас это влиять не должно.

– Думаю, господин старшина, – (Эллис обнаружил, что ему неприятно обращение «господин старшина» из уст лощеного господина, но тот хотя бы вернул дискуссию в колею), – что она наверняка солгала о розе. И о царапинах на вазе, если хотите знать мое мнение. И о том, сколько они шли на обед.