Змеиное гнездо - Томас Гиффорд Страница 38

– И что ты сделал, получив наводку?

– Ну, я все продумал и вычислил, что пора подобраться и держать глаза и уши открытыми. А потом Хэзлитт вдруг принялся добиваться выдвижения от демократов. Черт, ты взгляни вот под каким углом – лучше уж, чтоб грязное белье в «Хартленд» раскопали мы, чем республиканцы с этим идиотом Прайсом Куорлсом. Я собирался уже позвонить Тони, когда мне самому позвонили.

– Понятно. И от кого пришла вторая наводка?

– Ну, выглядит это малость подозрительно – особенно после твоего рассказа про убийство Хэйза и где его убили. – Хокансен подкрепил силы глотком горячего кофе. – Вторая весточка пришла от одного парня из Сентс-Реста… недели две назад. Зовут его Герб Уоррингер. Он в совете директоров «Хартленд», материнской компании – то есть в главном совете. Еще из старых, начинал вместе с Хэзлиттом – сдается, он влил свое предприятие в «Хартленд» много лет назад. Он мне позвонил и… что-то в «Хартленд» его беспокоило – по-настоящему беспокоило, Бен.

– А почему тебе? Почему не кому-нибудь другому?

– Это как раз понятно. Я там бывал, общался с их финансовой верхушкой, знал их компанию – конечно, там много секретности, связанной с оборонными контрактами и с высокотехнологичными спутниками и средствами коммуникации. Это не просто крепкое предприятие – крепчайшее, это Будущее с большой буквы, Бен. Самые передовые исследования и разработки, деньги вложены в новейшее производство… Все как полагается. Я и с самим Хэзлиттом встречался, но больше вел беседы с Гербом Уоррингером. Выбрал его, потому что он из самых давних партнеров Хэзлитта. С тех пор прошло несколько лет, а тогда все было по-другому, прежде всего, Хэзлитт еще не впутался в политику… и Герб Уоррингер хорошо отзывался и о «Хартленд», и о Хэзлитте. Нет, Боба Герб не любил, но уважал в нем талант и, честно говоря, благодаря Хэзлитту Герб разбогател, как ему и не снилось. После той первой встречи я иногда ему звонил – просто уточнить насчет фондов демократической партии. Ничего особенного. Я звонил ему, Нику Уорделлу, звонил разным людям из разных городов. В общем, две недели назад мне позвонил Герб Уоррингер, но человека как подменили. Очень серьезный, никакой болтовни. Сказал мне, что узнал о деятельности «Хартленд» что-то, что его сильно обеспокоило, он не знает, как распорядиться этими сведениями, и решил посоветоваться со мной. Ну, у меня сразу включились все тревожные сигналы, но слишком много знать не хотелось – я просто подбирал, что попадалось на дороге. Если Герб забеспокоился, это не предвещало добра для инвестиций в «Хартленд» – я, понимаешь ли, вполне доверяю моральным понятиям Уоррингера. Так вот, ему нужен был кто-то высокопоставленный, с допуском к президенту, кто-то, кто мог бы разобраться в том, что его встревожило, и воспользоваться этим, чтобы притушить кампанию Хэзлитта. Если – повторяю, если – они сочтут, что дело того стоит. Поверишь ли, Бен, разговорчик был тот еще. – Хокансен откусил здоровенный кусок ватрушки и уставился на Дрискилла.

– Ладно, так к кому ты его направил?

– Ну, здесь нужен был не ученый-ракетчик… Я посоветовал ему обратиться к Дрю Саммерхэйзу.

Дрискилл поежился от нехорошего предчувствия.

– Уоррингер знал Дрю?

– Нет. Я обещал устроить разговор, сказать Дрю, чтобы ждал звонка от Герба – и ничего больше. Содержанием разговора не интересовался. Я сказал Дрю, что, похоже, дело может оказаться важным.

– И… что дальше?

– Ну, все заняло два-три дня. С Уоррингером я больше не разговаривал, но он передал мне через секретаря благодарность за помощь. А вот с Дрю говорил – просто позвонил проверить, состыковались ли они, ну и, по правде сказать, интересно было, что Дрю думает. Насколько это серьезно. Дрю держался невозмутимо – ты же его знаешь… знал. Сказал: может, в этом что-то есть, он не уверен, это уже работа для Тарлоу. Больше я ничего об этом деле не слышал, пока не узнал о смерти Дрю, а потом ты выскочил как из-за куста и сказал, что Тарлоу погиб в Сентс-Ресте. Скажу тебе, Бен, ты меня до смерти напугал. – И тут Хокансен спохватился: – А где Герб Уоррингер? С ним-то тебе следовало поговорить…

– Брэд, мы не знаем, где он. Тарлоу мертв, а Уоррингер пропал. Еще один вопрос – взгляни-ка сюда. – Дрискилл извлек из кармана пиджака сложенный листок и протянул его через стол.

Хокансен развернул бумагу повертел ее, пытаясь разобрать, где верх, где низ.

– Что это? Не понимаю.

– Ты абсолютно уверен – тебе это ни о чем не говорит?

– Бен, это никому ничего не скажет! Просто линия… забавная линия, словно пьяный чертил. – Он вернул листок.

– Вот и я так подумал, Брэд.

Они вышли вместе, пожали друг другу руки, и Дрискилл проводил взглядом Хокансена, направляющегося ко входу в МТА посреди Гарвард-сквер. Тот ступал, развернув носки, словно страдал легким плоскостопием. Выглядел он совсем обычным, но знал слишком много для обычного человека. И он боялся.

Машину Дрискилл оставил у Логана. Всегда можно послать кого-нибудь из фирмы в Бостон, чтобы пригнать ее обратно. А добраться в Нью-Йорк ему хотелось, пока вечер не перешел в утро.

Теперь он знал, зачем Хэйз Тарлоу отправился в Сентс-Рест.

И знал, что послал его Дрю Саммерхэйз.

Он знал, что все началось с человека по имени Герб Уоррингер, давнего друга и союзника Хэзлитта. Уоррингер полагал, что в «Хартленд» что-то затевается, но никто из оставшихся в живых не знал, что именно. Никто, кроме Герба Уоррингера. Успел ли Уоррингер поговорить с Тарлоу? Не из-за этого ли его убили? При чем тут странная кривая линия? И где теперь Герб Уоррингер?

Что затевал «Хартленд»? Мощнейшая корпорация, кто возьмется ей что-то предъявить? И почему первая наводка поступила от Тони Саррабьяна? Дрискилл терпеть не мог случаев, в которых всплывало имя Саррабьяна, а на этом деле повсюду, кажется, остались отпечатки его пальцев. И с какой стати Саррабьян вздумал исподтишка цапнуть Хэзлитта? Как тот скорпион в притче: просто потому, что такова его натура? Или здесь имеются подводные течения, готовые подхватить каждого, кто в них окажется?

Дрискилл поймал такси у Ла-Гуардиа и по дороге в город подставлял лицо влажному ветру из окна. Горизонт светился сверкающим кружевом, таким манящим издали, но жестким и царапучим на ощупь. Повсюду пахло дождем. Порой на стекло мягко шлепалась крупная капля. Гроза, подходившая с Восточного побережья, зависла над Лонг-Айлендом; выбравшиеся на прогулку по Верхнему Ист-Энду люди выглядели помятыми и тоскующими. Брэд Хокансен, хоть сам и не бывал никогда в нью-йоркских апартаментах Тони Саррабьяна, смог подсказать Бену адрес. Тот занимал в Нью-Йорке сдвоенный пентхаус, выходящий на Центральный парк и музей Метрополитен и, через улицу, на башни в стиле «ар деко» в западном Центральном парке. Бен заговорил с привратником, который жестом направил его к лифтам. Пока все хорошо. По-видимому, здесь не считались поздними посетители, явившиеся после одиннадцати вечера. Управляющим оказался джентльмен-кореец, общее впечатление от которого сводилось к тому, что стоит его неудачно задеть, как вам открутят голову и прошибут ею стенку. Он сопроводил Дрискилла по зеркальному фойе, мимо двух картин Пикассо, симпатичного весеннего Моне, какого-то Писсаро и привычно волнующего Бэкона, в лежавшую двумя ступенями ниже гостиную, украшенную скромными японскими шедеврами и ширмами, а также кремовыми креслами и диванами и несколькими каминами в черном мраморе. Бен ощутил едва уловимый оттенок «Микадо». Жилище Саррабьяна обставляли откровенно не в его стиле. Слабый мерцающий свет проникал в комнату через открытые балконные двери над Пятой авеню. Практически ни один звук из назойливого внешнего мира не вторгался сюда. Дрискилл восхищался тремя маленькими непритязательными пейзажами португальской рыбачьей деревушки работы Уэйна Нормана, когда голос за спиной назвал его по имени.