Ребус. Расшифровка - Андрей Константинов Страница 38

Ну а двадцатым неспавшим в эту ночь был бригадир «семь-три-пятого». И на то у него имелись не менее серьезные причины: Нестеров проснулся около четырех часов ночи от ноющей боли с левой стороны груди. Да-а, видать ошиблась тетка-докторша из «неотложки», вызванная пару месяцев назад перепуганной Ириной, когда поставила ему диагноз – невралгия. «Если болит очередями, – присюсюкивала она, выписывая куриным почерком рецепт, который потом успокоился вечным сном в необъятных карманах бригадира, – то это точно невралгия. А вот если будет болеть непрерывно, то выпишу направление к кардиологу». Вот и докаркалась, карга старая. Сердце болело, а вернее, ныло беспрестанно.

Нестеров сел на кровати. «Саш, ты чего?» – сонно заворочалась жена. «Да пить захотелось, спи», – он попытался махнуть рукой для пущей убедительности, но левую часть груди как огнем обожгло. Бригадир с трудом добрался до кухни, налил воды из чайника, но опрокинутый внутрь стакан лишь вызвал очередной спазм. Сигарета, которую Нестеров захватил по пути на кухню, как-то сразу перестала казаться желанной.

Александр Сергеевич окончательно проснулся. Правда, легче от этого не стало: вместе с организмом проснулся и… страх. Что делать, когда болит сердце, он не знал. Во-первых, серьезных прецедентов, кроме того случая, вроде как до сих пор не было. (Правда, нечто похожее с ним приключилось и недельку назад, однако в тот раз Александр Сергеевич приписал временный сердечный недуг исключительно случившемуся накануне алкогольному перебору.)

А во-вторых, в их доме всеми микстурами заведовала жена. Будить ее – означало пугать, а такого желания у Нестерова не было. И так хватило недавних ее причитаний и попыток отправить его на обследование. Помнится, тогда Ирина даже принялась целенаправленно обзванивать каких-то своих киношных знакомых, которые якобы могли по блату устроить его в лучшую больницу и т.д., и т.п.

«Стоп, машина, надо попытаться успокоиться», – скомандовал себе Нестеров и все-таки зажег сигарету. От этого сердце болеть не перестало, но привычные движения хоть как-то успокаивали.

«Вот тебе и вечный мотор, – подумал бригадир. – Надо же было так по-бабски заболеть». Нестеров почему-то был убежден в том, что менты – они как железные дровосеки, сердцем не болеют, а уж тем более от этого не умирают. Вот цирроз печени – это да. Это понятно. А разрыв сердца – это скорее где-то уже из области романов, которыми в последнее время так сильно увлекается дочь. Нестеров попытался встать, но закололо еще сильнее, и ему пришлось снова опуститься на табурет. «Вот так и просижу теперь на нем, как Илья Муромец, – попытался зашутить страх Александр Сергеевич. – Буду ребятам отсюда советы давать, а они мне пиво за это таскать». – «Да тебе при таких раскладах скорее всего и пиво будет нельзя», – мерзко предположил Страх. Как же так?! Если нельзя пиво, нельзя коньячку, если и курить будет нельзя, то жить-то как?

Он услышал, как в спальне снова зашебуршилась жена. Нестеров спешно выключил на кухне свет и дополз до туалета. Теперь к ноющему сердцу добавилась тошнота. «„Он прожил незаметную жизнь и умер на толчке!“ – ну чем не эпитафия?» – ухмыльнулся про себя бригадир. Хотя вот такую свою незаметную жизнь сменить на любую другую более заметную, как, например, у окружения жены, он бы не хотел. Правда, если так будет продолжаться и дальше, похоже, с незаметностью придется кончать.

Нестеров поморщился и снова вытянул из пачки сигарету. Эдак действительно с работы уйти придется, а то прихватит где-нибудь на точке и ребятам вместо объекта надо будет возиться с ним. Жалости к себе Нестеров не переносил с детства, а вот других всегда жалел от души. И жалко ему сейчас было не только жену и дочь, но и свой экипаж. То, что без него они пропадут, ему в этот предрассветный час почему-то виделось как-то особенно ясно. Распылят, разбросают без него ребят по экипажам – и все. Не будет больше «семь-три-пятого». Команды не будет. Той самой, которая, худо-бедно, самого Ташкента по асфальту размазала. У них ведь не просто служба – погоняли, разошлись. У них – отношения. А это не каждому дано, это дорогого стоит.

Нестеров вернулся на кухню – часы показывали без десяти пять. Стараясь не греметь, он потихоньку вытащил из бокового шкафчика пакет с таблетками, покрутил его в руках, а потом положил обратно и пошел заваривать чай. Все равно сна ни в одном глазу, да и времени на сон почти не оставалось – сегодня они выставляются с восьми, значит, в половине седьмого уже пора будет выходить.

Нестеров успел выпить две чашки чая и начать вторую пачку сигарет, как вдруг раздался омерзительно резкий звонок телефона. Он машинально кинулся к трубке, благо кто-то из домашних перед сном забыл положить ее на базу и оставил на кухне. «Наверняка Ольга, – успел подумать бригадир. – Тринадцатый год соплюхе, а уже тихарится». С некоторых пор Александр Сергеевич стал замечать, что каждый раз, когда дочери кто-то звонит, она демонстративно уходит из комнаты, чтобы кто-то из родителей, не дай бог, ненароком не узнал о ее серьезных девичьих секретах.

– Да, слушаю, – хриплым голосом прошептал в трубку Нестеров.

– Сергеич, прости засранца, это я, узнал? – Бригадир облегченно вздохнул, услышав знакомый голос старого закадыки Лехи Серпухова, старшего опера розыскного отдела УУР.

– Ну, знаешь, тебя и Путина я узнаю всегда… Блин, Серпухов, как ты меня напугал – я уж думал, наши идиоты опять общий сбор по тревоге затеяли.

– Судя по скорости снятия трубки, в этот предрассветный час ты еженощно на всякий случай сидишь на тревожном чемодане, готовый сорваться с места по первому зову партии и правительства, – гоготнул Серпухов.

– А судя по твоему бодрому тону, ты относишься к той категории индивидов, которым регулярно не спится в ночь глухую, – попытался отшутиться Нестеров, но как раз в этот момент сердце, предательски кольнув, напомнило, что сигареты и крепкий чай не являются аналоговыми заменителями сердечно-сосудистых препаратов.

– У меня еще два часа до конца дежурства, а в городе абсолютно ничего не происходит. Короче, скука смертная. Вот сейчас сел заполнить бланк, вспомнил тебя и решил позвонить.

– Ты что, забыл, как пишется слово «нецелесообразно»? Тогда даю, заметь, бесплатную консультацию – через два «о».

– Грубо, Сергеич, очень грубо. Потому как по русскому языку у меня в школе всегда была твердая четверка. Между прочим, именно поэтому меня в свое время и приняли на должность стажера оперуполномоченного. Короче, я обижен. Вот и делай после этого людям доброе дело.

– А что еще доброго, помимо, конечно, дружеского звонка в половине шестого утра, ты собирался мне предложить?

– Снова грубо, Сергеич. Но в данном случае я тебя прощаю. Ибо трудно в этом мире жить сове, когда все в нем рассчитано исключительно на жаворонков. Короче, помнишь тот случай с нижнетагильским Фонарем? Ну которого мы еще на Ташкента менять собирались?

– Помню, конечно, и чего?

– В общем, эти мужики с Урала правильные пацаны оказались. На днях прислали на наш отдел бумагу, все чин-чинарем, с орлами-печатями, мол, так мол и так, питерские сыщики способствовав… особо опасного… на контроле МВД… поощрить права начальника главка…