Секретные поручения - Данил Корецкий Страница 38

* * *

Живот у Вики тоже был бледным, с белесыми полосками растяжек и красноватыми рубцами от белья. Глубокий пупок напоминал давний пулевой шрам. Под ним неряшливо чернела начавшая отрастать щетина наголо обритого лобка. А вот груди оказались такими, как на том первом рисунке: висячие, треугольные, с маленькими, почти незаметными сосками. Когда Агеев водил по ним языком, она вздрагивала и начинала тяжело дышать.

— Зачем побрилась? Болела?

Она прикрыла щетину ладонями.

— Не… Аборт делала. Знала бы, поправила, чтоб гладко… А то некрасиво…

Некрасиво в ней было практически все: и кривоватые ноги с нестрижеными ногтями, и жирно блестевшая спина, и отвисающий животик, и невыразительное лицо. Но эта некрасивость странно возбуждала Агеева, так же, как розовый напальчник киоскерши. Сегодня он поставил личный рекорд, сойдясь с Викой три раза. Если бы на ее месте оказалась красивая и фигуристая Раечка, скорей всего он бы с позором провалился…

Капитан посмотрел на часы. Сегодня график оперативных встреч был изменен: гримера он передвинул на вечер, а лоточника вообще перенес на завтра. Но «окно» заканчивалось.

— Одевайся, — скомандовал он. Виктория послушно села на незастеленном диване и принялась натягивать растянутые трикотажные трусы.

— Когда про заведующего написать? — деловито поинтересовалась она. — И грузчики… Они пьют всю дорогу и пельменями закусывают. А платить кто будет?

Дядя?

Она очень серьезно относилась к своим новым обязанностям.

— Сегодня вечером напиши, — умиротворенно сказал Агеев. — Завтра придешь сюда в три часа — и принесешь.

— Простыню захватить? — уточнила Виктория. — А то кусается…

Действительно, ягодицы и спина покрылись красными пятнами.

— Ну… — Агеев даже растерялся от такой непосредственности. Женщина была убеждена, что секс — непременный атрибут ее секретной работы. — Захвати…

Как осведомитель Вика не представляла ни малейшего интереса. Если бы не маниакальное желание облизать клапаны почтовых конвертов, Агеев бы никогда не привлек ее к сотрудничеству. То, что он делал, являлось злоупотреблением служебным положением в чистом виде. А может, и чем-нибудь похуже. Какую бы харю скорчил Заишный, если бы увидел, что происходит на конспиративной явке!

Представив это, Агеев злорадно хмыкнул.

— А квартиру мне дадут? — Вика уже оделась и благоговейно смотрела на своего куратора.

— Что? Какую квартиру?

— Я на очереди уже давно стою… Но без блата ведь ничего не получишь…

Агеев хмыкнул еще раз, но с другим оттенком. До тех пор, пока люди так верят во всемогущество его ведомства, недостатка в осведомителях у него не будет.

— Ну… Не сразу, конечно…

— Конечно, конечно, — закивала обнадеженная Вика.

— Сейчас выходи во двор, оттуда на Малый.

— Почему? Мне удобней на Кавказский, к остановке.

— Так надо!

— Ладно…

Она не полезла целоваться на прощание, и Агееву это понравилось: слюнявые сантименты ему ни к чему, и очень хорошо, что Вика рассматривает все происходящее в этой комнате как чисто рабочие моменты.

Капитан снова посмотрел на часы. Сегодня он недопустимо сузил интервал между приемами негласных сотрудников. Это может привести к нежелательным встречам и расшифровкам…

В дверь условленным образом позвонили. Это оказался Кирпич.

— Ты прибыл раньше на три минуты, — строго сказал Агеев. — Надо соблюдать время более скрупулезно.

Курлов скривился и ничего не ответил. Куратор изменил тон.

— Последняя информация оказалась неплохой, — капитан изобразил улыбку и попытался дружески потрепать Кирпича по плечу, но тот отстранился и, не вынимая рук из карманов джинсов, опустился на стул.

Агеев знал, что сидеть так ему неудобно, но, видно, парню позарез нужно хоть как-то обозначить свою независимость.

— И что дальше? — спросил Курлов.

— Как обычно. Уточнишь кое-что. Тебя не подозревают?

Агеев пристроился на еще теплом диване, положил на колено блокнот, машинально нацелился ручкой в чистый лист.

— Нет, — мрачно ответил Кирпич.

— Наиболее прямо ты засветился с этим… своим однокурсником… Лукашко! После того раза никаких разговоров не было?

— Нет, — Кирпич помрачнел еще больше. Разговор был ему явно неприятен.

— Ничего не обсуждали? Не пытались узнать, кто мог навести? Какая такая сука?

А Агееву как раз и нравилось говорить людям неприятные вещи.

Румянец на щеках студента заметно разжижился. Курлов напрягся, подобрался, словно перед прыжком.

— Думаешь, я почему спрашиваю? — примирительно вздохнул Агеев. — Я о тебе беспокоюсь. Украинский канал мы перекрыли, двух местных поставщиков сдали милиции. Заинтересованные люди всегда начинают искать причину. Я хочу, чтобы ты остался вне всяких подозрений.

— Я знаю, вы хотите для меня только хорошего…

— Только не надо сарказма. Он совершенно лишний. Я действительно хочу тебе добра. Ты просил оставить Байдака в покое — я это сделал. Его фашистские делишки забыты.

— Иногда мне хочется придушить вас…

— Ерунда, — Агеев покачал головой. — Ведь я твой друг. Твое подсознание, которое не позволяет вцепиться мне в горло, — оно знает это. Оно гораздо мудрее тебя. Ты верь ему.

Сергей смолчал. На листке блокнота удобно устроилась нимфетка, пытающаяся рассмотреть свою промежность.

— Хорошо. Тогда к делу. Ты не должен ничем выделяться, ничем отличаться от остальных, не должен изменять привычек и образа жизни. В этом залог твоей безопасности. Ты по-прежнему ходишь в общежитие, ты разговариваешь, пьешь, рассказываешь анекдоты… По нашим данным, сирийцы ждут крупную партию опия, как только она поступит, твои друзья сразу об этом узнают… И ты тоже… Повторяю: главное — не выделяться!

— Чтобы не выделяться, я должен каждый день курить «дурь», — мрачно сказал Курлов. — А то и ширяться. Иначе никакого доверия мне не будет. А если и будет, то уж про опий мне никто не расскажет. Зачем рассказывать, если интереса нет?

— Верно, — согласился Агеев. — Поэтому тут нужно маскироваться. Ты свой парень, Серега Курлов, немного распиздяй, бабник, мочило — или кто ты там еще? Серый, как тебя обычно зовут. И наркотой ты интересуешься. А уж сколько ты выкуришь: полсигареты, четверть, одну затяжку — это зависит от тебя. Можешь даже не курить каждый раз. Ты ведь раньше не часто этим баловался? Правильно. Ты свободный человек — сегодня курю, послезавтра отдыхаю, какое ваше дело?

— Говорить легко! И потом… Если я не хочу курить вообще?