Побег из `Школы искусств` - Даниэль Клугер Страница 38

– Там бабки всей этой макулатурой торгуют, – неохотно объяснила одна из киоскерш.

Виктор последовал ее совету. Действительно, возле «пентагона», как с давних времен называли здание Крымского обкома партии, превратившегося в одночасье в приют Верховного Совета Республики Крым, несколько пенсионерок стояли с пачками газет, осененные красными советскими и красно-бело-синими крымскими флагами. Торговля у них шла вяло. Граждане предпочитали жвачку и сигареты из соседних киосков духовным исканиям местных и московских националистов. Старушки, стоя под плакатом «Крым был, есть и будет российским», скучали.

Появление Черноусова-Флейшмана и его желание купить одиозную газету вызвало оживление в их рядах. Старушки немедленно окружили чудака и принялись наперебой предлагать «Завтра», «Русский порядок» и тому подобные издания. Откровенно семитская внешность покупателя их ничуть не смутила.

Закупив полную сумку тошнотворной писанины и заслужив горячую благодарность (Черноусов думал, что только типично еврейский болезненный интерес к антисемитам поддерживает существование черносотенной печати в СНГ), Виктор зашел в ближайшее кафе, чтобы за столиком просмотреть родимцевское детище.

Набранные славянской вязью буквы заглавия занимали добрую половину первой полосы. Ниже значилось: «Издание национально-патриотического союза Республики Крым. Выходит 1 раз в месяц.»

Под заголовком была помещена статья редактора – И.А.Родимцева. Статья была посвящена проблеме алкоголизма в нынешнем постсоветском пространстве (видимо, тема вызывала у автора сладкую ностальгическую дрожь). В писанине чувствовался определенный профессионализм. Во всяком случае, появление еврейских фамилий в отрицательном контексте шло по нарастающей, к концу вызывая ощущение свершившейся катастрофы: потомки Авраама, Исаака и Иакова благополучно разжижили алкоголем мозги у потомков Добрыни Никитича и Алеши Поповича, и теперь брали последних, можно сказать, голыми руками.

– Охренел Игорек… – чуть обалдело пробормотал Черноусов. – Чемпион мира по фехтованию на шапирах…

На оставшихся трех полосах шла унылая и достаточно традиционная для изданий подобного рода мешанина из разоблачения происков еврейского капитала, зверств еврейских комиссаров времен гражданской войны и ностальгических воспоминаний о светлом нееврейском прошлом пращуров-славян. Все это густо заправлялось мистикой, астрологией и какими-то невнятными безадресными угрозами. Единственным, что Черноусова поразило по-настоящему, были карикатуры известного израильского художника О.Шварцбурга, перепечатанные из израильских газет (естественно, без подписи), – как острое и хлесткое разоблачение все тех же еврейских козней.

После выходных данных на последней странице значилось: «Редакция благодарит патриотически настроенных бизнесменов, оказавших финансовую поддержку нашей газете».

«Интересно, кто эти бизнесмены? – подумал Виктор. – И вообще: это благодарность или призыв? Как это было? „Мы голосуем за блок коммунистов и беспартийных“. В смысле: голосуйте!».

Свернув газету и допив одним глотком быстро остывший кофе, он направился на встречу со старым приятелем.

Клуб завода Кирова стал за время его отсутствия приютом доброй дюжины различных организаций. В табличках, вывешенных у входной двери, можно было запутаться. Черноусов отыскал нужную, на которой тяжеловесной славянской вязью значились «Южнорусское возрождение» и номер комнаты, и пошел в указанном направлении.

У обитой дерматином двери стоял юноша в камуфляжной форме с бдительным выражением лица. На заправленные в высокие армейские ботинки брюки были нашиты широкие красные полосы, долженствовавшие, как понял Черноусов, обозначать казачьи лампасы. Рукав украшала красно-черная траурная повязка.

Заметив, что Виктор собирается войти, юный казак быстро преградил ему путь и поинтересовался, кто он такой. Услышав, что охраняемую им газету посетил живой представитель жидо-масонских кругов из самого Израиля, охранник, похоже, на мгновение лишился дара речи. Веснушчатое его лицо пошло красными пятнами, он даже вспотел.

– По к-какому вопросу? – наконец, выдавил он из себя.

– Интервью, – безмятежно пояснил Черноусов. – Я представляю здесь тель-авивскую газету «Ежедневная почта». Хочу побеседовать с господином Родимцевым.

Казак зачем-то заглянул посетителю за спину, ожидая, видимо увидеть затаившуюся толпу сионистских агентов с кривыми носами и носообразными ножами за пазухой.

– Вам придется подождать, – сурово заявил он. – Игорь Анатольевич сейчас занят. Я доложу… – бдительный страж помедлил несколько секунд, решая, стоит ли покидать свой пост в присутствии столь опасного субъекта, каким, безусловно, являлся израильский корреспондент, потом исчез за дверью. Через мгновение он вернулся.

– Игорь Анатольевич вас примет, – сообщил он. Черноусов поблагодарил и поинтересовался, что символизирует красно-черная повязка на его рукаве.

– Трагедию России, – величественно ответил юноша. Виктор понимающе кивнул.

Дверь приоткрылась, чья-то голова высунулась в коридор и что-то невразумительно буркнула часовому. Тот сдержанным кивком позволил корреспонденту войти.

Помещение редакции «Южнорусское возрождение» напомнило Виктору инфернально-провинциальные музеи прошлого. «Музей „По следам боевой и трудовой славы Полупердищенского колхоза, – подумал он. – Имени товарища Вампира Николаевича Дракулы. Что-то в этом роде.“ Ободранные стены, бархатные знамена с двуглавыми орлами. Огромный портрет государя-императора, рядом – чуть поменьше – почему-то Владимира Жириновского. Так сказать, Маркс и Энгельс современных правых. Присмотревшись, Виктор заметил на портрете Жириновского автограф. На портрете Николая Александровича автограф, естественно, отсутствовал.

Под портретами стояли два стола с компьютерами, на которых работали столь привычные для любой редакции очкастые мальчики. Когда вошел Черноусов, они немедленно прекратили возню и как по команде вперились в него очками.

Черноусов огляделся по сторонам в поисках редактора. Того в комнате не оказалось. Виктор открыл было рот, чтобы спросить – где, собственно, обитает господин Родимцев, как открылась еще одна дверь (Виктор принял ее за дверцу стенного шкафа) и оттуда выплыл Игорек.

При виде гостя он остановился как вкопанный, щеки его надулись – набрав полные легкие воздуха, чтобы достойно приветствовать зарубежного гостя, он забыл сделать выдох.

Черноусову стало его жалко. Он негромко сказал:

– Вольно. Можно выдохнуть и оправиться.

Родимцев шумно выдохнул:

– Т-ты?!

– Почему бы и нет? – Виктор огляделся по сторонам, пододвинул стул, не дожидаясь разрешения сел. Родимцев осторожно, спиной отошел к письменному столу, опустился в кресло. Виктор извлек из сумки диктофон, блокнот и ручку и изобразил на лице обаятельную (как ему казалось) улыбку: