Роковая женщина - Кэрол Нелсон Дуглас Страница 38

Пока я смотрела, разинув рот, на обнажившийся каркас ковра, она ринулась на горящую сцену.

– Скорее, Нелл! – кричала примадонна. – Скатывай ковер. Вспомни Клеопатру!

Держа один конец ковра, я спокойно перешагнула через раскаленные докрасна угли. Мне сразу стали ясны слова о Клеопатре: египетскую царицу принесли Цезарю закатанной в ковер, из которого она высвободилась у него на глазах. Все-таки английское образование имеет большие преимущества, даже если тебе дал его скромный сельский священник… Мы закатали дымящуюся Саламандру в ковер, как заворачивают турецкий табак в темную египетскую бумагу, изготовляя любимые сигары Ирен.

В кои-то веки я порадовалась, что знакома с искусством делать сигары. Только дымок плыл над свернутым ковром да слышались приглушенные стоны изнутри.

– Молодец! – похвалила меня Ирен.

Она сидела верхом на ковре, как всадница на норовистом арабском скакуне. Из зала донеслись аплодисменты, и в задымленном воздухе захрустела скорлупа арахиса.

Примадонна закашлялась.

– Твой голос! – ужаснулась я, сильно хрипя сама.

– К черту голос! С ней все хорошо? Посмотри, Нелл, – я не могу.

Таким образом, именно мне пришлось разворачивать несгораемую леди, проверяя, не лжет ли афиша.

Я отвернула конец ковра и увидела испачканное сажей лицо, скривившееся от боли.

– Вы?..

– Жива? Едва-едва, моя дорогая. Вся опалена и выпачкана. Прошу вас, мисс, освободите меня.

Мы с Ирен развернули ковер под бурные аплодисменты зрителей. Они решили, что наши подвиги – часть шоу. Подумать только!

В конце концов нам с подругой удалось освободить закопченную и обгоревшую, но живую Саламандру, и мы все трое низко поклонились, причем меня заставила принять эту нелепую позу твердая рука артистки, прохладная и вовсе не подгоревшая.

Представление закончилось, и режиссер, заметивший серьезное отклонение от сценария, вызвал пожарных.

Если бы не Ирен (и, возможно, я), Саламандра сгорела бы заживо.

Примадонна стояла в кулисах, которые когда-то были ее вотчиной, и, согнувшись, жадно глотала воздух, свободный от дыма. Мы как бы разыграли сцену из большой оперы, но этого никто не понял, кроме полицейских и пожарных.

Какую же цепь событий мы нарушили?

Несгораемая артистка, которая чуть не погибла от огня.

Ее сестра-медиум, которую умертвило привидение.

Конечно, дельце не для адвоката из судебной коллегии, который сейчас трудился во Франции. Годфри был прав, настояв, чтобы в Америку поехала я.

Когда первый шок миновал, меня охватила ярость оттого, что прямо на глазах у публики, на глазах у меня чуть не произошло жестокое убийство.

Подойдя к Ирен, которая стояла сгорбившись, я дотронулась до нее.

Она выпрямилась, как кукла чревовещателя.

– Нелл? Мое прошлое еще более зловещее, чем я себе представляла. Саламандру чуть не убили у нас на глазах – как недавно ее сестру, и тоже при свидетелях. Я больше не могу отрицать, что в словах Пинк что-то есть. Эти преступления каким-то образом связаны со мной.

– Вздор, – возразила я. – Убийство предотвращено. Нами. Тобой. Думаю, следует пойти за кулисы, в кабинет режиссера, и взглянуть на… э-э… мадам Саламандру. Целью атаки была определенно она, а не ты или твое прошлое.

Народ толпился в фойе, в котором теперь пахло не только помадой, но и дымом.

К подруге вернулись ее артистические повадки. Лавируя в толпе, она пробралась к двери, которую загородил крупный ирландский полисмен в синей форме.

И тут началась сцена из оперы: Ирен, умненькая сельская девушка, против сурового представителя власти.

– Моя дорогая сестра! – воскликнула примадонна жалобным голосом, способным разбивать сердца и даже медные форменные пуговицы. – Я должна ее увидеть! Она жива?

– А как ваше имя? – спросил полицейский.

– Софи, – ответила Ирен.

Тот кивнул, словно она произнесла пароль, и отступил в сторону.

Не теряя времени, она проскользнула мимо него, увлекая меня за собой.

Дверь кабинета закрылась у нас за спиной.

Мы очутились в комнате, оклеенной афишами. На столе лежала кипа неразобранных бумаг; на стене висело большое зеркало. В центре мы увидели женщину в обгоревшей одежде, которая выглядела так, словно вырвалась из самого ада.

– Саламандра? – спросила Ирен.

– Вы назвались «Софи», – печально сказала Саламандра тоненьким осипшим голосом. – Я слышала через дверь.

– Простите меня. Мне нужен был пароль, как Али-Бабе, чтобы попасть в пещеру сорока разбойников.

Большие голубые глаза Саламандры остановились на мне.

– Я горела совсем не по сценарию, – пояснила она. – Я видела, как вы возились с персидским ковром. Я должна вас знать?

– Ты должна знать меня! – перебила ее Ирен, становясь между мною и огнеупорной женщиной, чтобы та рассмотрела ее лицо.

Брови Саламандры обгорели, вокруг голубых глаз были красные круги.

Ирен сделала глубокий вдох.

Саламандра пристально посмотрела на нее:

– Я вас не знаю.

– Она первая увидела, что огонь настоящий, – вмешалась я.

– Огонь всегда настоящий, – строго сказала Саламандра, но взгляд при этом оставался мягким. – Но что-то было не так с моей одеждой. Возможно, костюмеры ошиблись.

– А быть может, – возразила Ирен, – это происки человека, который убил твою сестру.

Саламандра удивленно взглянула на нее:

– Убил? Но полиция сказала, что она подавилась эктоплазмой, которая выходила у нее изо рта. По их мнению, это несчастный случай.

– Было удобно считать смерть Софи несчастным случаем. А твоя загоревшаяся одежда – тоже несчастный случай? Сегодня вечером?

– Такие недоразумения случаются: ведь на наших выступлениях используются воспламеняющиеся вещества.

Саламандра опустилась в кресло, повернутое спинкой к большому зеркалу. Мне было видно в зеркале, что все ее одеяние обгорело от шеи до бедер – так близко подошло пламя.

– Не было никаких несчастных случаев, – твердо заявила Ирен. – Ни с твоей сестрой, ни с тобой.

– Кто вы? – Саламандра смотрела сквозь ресницы, ставшие совсем короткими из-за огня.

– Я не знаю, – медленно выговорила моя подруга. Она наконец осознала, что когда-то была совсем другой, и впервые сказала об этом. – Но я знаю, что была… одной из вас, – закончила она с улыбкой.