Этрусская химера - Лин Гамильтон Страница 39

Обе этих печальных повести не предоставляли мне никаких зацепок, чтобы выйти на Лейка, поэтому я продолжала поиски. Большую часть следующего дня я потратила на поиски этого звена, способного предоставить мне хотя бы и ненадежную связь с Лейком. Я начала с единственного человека, который имел какие-то связи с Лейком, английского искусствоведа и антиквара Альфреда Мондрагона, через которого Лейк, как говорила я ему в Риме, нередко совершал свои приобретения в области искусства.

Я встречала Мондрагона только однажды, однако это не могло помешать мне позвонить ему. Хотя нас следовало считать, так сказать, соперниками в защите торговых интересов Лейка, я рассчитывала на некоторую профессиональную общность, которая до сих пор соблюдается многими из нас.

— Вы, конечно, меня не помните, — начала я. — Мы с вами познакомились пару лет назад на аукционе в Берлингтон Хауз.

Сама-то я его запомнила. Этот рослый мужчина не вылезал из бархатного смокинга, не расставаясь с ним нигде и никогда, и все время палил дорогие и особенно зловонные сигары.

— Вы что-нибудь покупали? — поинтересовался он.

— Два больших рисунка Дэвида Роберса. У меня есть клиент, который собирает его работы.

— Кажется, помню их, — заметил он. — Один назывался Ком Омбо, а другой…

— Эдфу, [14]— сказала я.

— Эдфу, — согласился он. — Да, теперь я вспомнил вас. Я не слишком хорошо умею запоминать имена, но зато помню предметы, а иногда и людей, которые с ними связаны. У вас светлые с рыжиной волосы, вы достаточно хороши собой, вам около сорока? Я прав?

— Да, благодарю вас.

— Вы были тогда с комплектом столовых ножей с костяными ручками. Он переплатил за них.

— Да, мой деловой партнер, Клайв Свейн, — признала я, — заплатил за них слишком много. Поэтому закупки для магазина провожу в основном я. А вы приобрели Карлевариса, [15]— сказала я, чтобы не уступить. — Архитектурная живопись. Конечно, виды Венеции. Картина великолепная, но намного превосходящая мой уровень. Я была полна зависти.

— Вполне понятной, — заметил он.

— И вы были с бисквитным фарфором из Дерби, — добавила я. — Он тоже переплатил за него.

— Это мой близкий друг Райен. Я обожаю его. Пусть покупает все, что угодно, — усмехнулся мой собеседник. — А теперь, установив вне всяких сомнений, что оба мы яблочки из одной корзины, скажите, что я могу сделать для вас?

— Мне необходимо вступить в контакт с Кроуфордом Лейком.

— Я не могу в этом помочь ни вам, ни кому другому, — ответил он.

— Но мне действительно необходимо связаться с ним. Моя подруга находится в итальянской тюрьме. Представляете, насколько это ужасно. Причем не по своей вине. И вызволить ее оттуда может только Кроуфорд Лейк.

— Соболезную вам, но помочь ничем не могу.

— Не можете или не хотите?

— Не могу. К Лейку так не обращаются. Это он звонит вам, а не вы ему. Если ему что-то нужно, он говорит вам. Вы идете и исполняет поручение. Я не имею представления о том, как можно связаться с ним.

— А если вы обнаружили нечто такое, что ему нужно, однако он не просил вас найти это?

— Это неважно. Вот сейчас, например, я располагаю достаточно симпатичной египетской статуей, которая, насколько я знаю, ему понравится, однако не могу ничего сделать.

— А вы когда-нибудь встречались с ним?

— Однажды.

— И как?

— Достаточно приятный парень.

— Симпатичный?

— Наверно, но не в моем вкусе, если вы не против.

— А где вы встречались с ним?

— Здесь в Лондоне. Поймите, я бы помог вам, если бы имел такую возможность, однако просто не в силах это сделать. Когда он позвонит мне в следующий раз, я непременно скажу, что вы разыскиваете его. Оставьте мне номер телефона, по которому вас можно найти. Боюсь, что большего я просто не сумею сделать.

— Спасибо, — сказала я. — А вы не можете посоветовать, к кому еще можно обратиться по этому поводу?

— Увы, нет. Простите, но я не смогу помочь вашей подруге.

— И я тоже. — Он и представления не имел о том, насколько я расстроена.

* * *

После я прочесала Интернет, просмотрела все доступные мне газетные архивы и все прочее, что возникало на экране компьютера, когда я набирала имя Лейка. Материалов о нем было достаточно много.

Голые факты гласили: Лейк родился в Иоганнесбурге, Южная Африка, в 1945 году, в семье Джека, промышленника, связанного с торговлей алмазами, и Френсис О'Рейли, ирландской манекенщицы и светской львицы, более известной — если не верите, проверяйте сами — под прозвищем Фея. У Кроуфорда был старший брат Рис и младшая сестра Барбара. Следуя семейной традиции, она носила прозвание Бренди. Носили ли аналогичные имена Джек, Рис и сам Кроуфорд, история милостиво умалчивает.

Родители и Рис погибли в авиационной катастрофе, когда Кроуфорду было около двадцати пяти, а Бренди шестнадцать. Оба унаследовали по крупной сумме. Хотя Рис считался наследником семейных предприятий, Лейк проявил куда больший талант, сумев составить более крупное состояние и в итоге превратившись в миллиардера.

Бренди, с другой стороны, занялась мотанием денег. К восемнадцати годам она уже пользовалась определенной известностью в светском обществе Европы и США. Я сказала — светском обществе, — но скорей она пользовалась славой на клубной арене, где всегда появлялась с определенными опознавательными знаками. К отвороту ее жакета или к платью обыкновенно была приколота белая роза, кроме того, она не разлучалась с темными очками — даже в сумерках. В отличие от всей прочей честной компании, к которой Бренди принадлежала, ее никогда не фотографировали катающейся на горных лыжах или на борту чьей-либо яхты. Она, очевидно, принадлежала к существам ночным и предпочитала вечеринки. Мне удалось узнать о ней на удивление много. Одно время она принадлежала к тем людям, чье имя то и дело попадало в разделы светских новостей. Любимым напитком ее была мимоза, а любимым цветком — белая роза, которую она постоянно носила.

Если у ее брата и были сомнения в отношения образа жизни, который вела его сестра, он держал его при себе — ну, во всяком случае, до того, как она связалась с молодым человеком по имени Анастасиос Карагианнис, греческим плейбоем, другим именем назвать его сложно. Бренди и Тасо, как его в основном называли — не знаю, может быть, в этих кругах без прозвища не просуществуешь — появлялись на страницах газет танцующими у Регины или развлекающимися в Париже и так далее.