Изменник - Андрей Константинов Страница 39

— Могем, — подтвердил, присаживаясь рядом, Зимин. — Развязать?

— Извольте, Илья Дмитрич.

Зимин дернул за кончик веревки — узлы разъехались. Человек со стоном сел, стал растирать запястья. Смотрел угрюмо, исподлобья. Зимин протянул ему бутылку: выпей, земляк… Тот благодарно кивнул и резко выбросил вперед кулак. Не успел — Джинн перехватил руку, вывернул и швырнул его тело как куль. Упала на траву бутылка, чертыхнулся Зимин:

— Черт! Вот сука какая — грамм сто вылилось… Убью гада. — Зимин сложил руки в замок и ударил пленного по лицу. Джинн усмехнулся и спросил:

— Вы считаете, что это законный метод ведения допроса, Илья Дмитриевич?

— А это еще не допрос, Олег… Допрос-то впереди. Это ему за борзоту. — Зимин отхлебнул из горлышка, протянул Джинну бутылку, но тот покачал головой. Зимин поставил бутылку в сторону, на камень, закурил, улыбнулся и сказал:

— А теперь будем разговаривать.

— А если не будем? — спросил, стирая кровь с лица, наемник.

— Не говнись, земляк. Будем. Еще и как будем.

— Мне резону с вами говорить нет — я гражданин Украины. — Джинн выметнул вперед руку с «ремингтоном» — ствол «воткнулся» в солнечное сплетение пленного. Тот охнул, повалился набок.

— Да будь ты хоть гражданин Тринидад и Тобаго, а отвечать на вопросы будешь, незалежный ты наш… начинайте, Илья Дмитриевич.

— Благодарю вас, Олег Иванович… Вы, кстати, считаете, что ваши методы ведения допроса более законны, чем мои?

— Не надо, — поморщился Джинн. — У меня ПОЛЕВЫЕ методы… Согласно законам военного времени.

— Не существует никаких законов военного времени, Олег. Это я тебе как юрист говорю. Существует только разница в репрессивных санкциях. За одно и то же воинское преступление военнослужащий может получить три года в мирное время и расстрел в военное, но в принципе…

— Незалежный землячок, — перебил Джинн, — как раз звал себя офицером.

Они очень «по-светски» беседовали между собой, ожидая, пока пленный очухается после удара Джинна. Наконец тот пришел в себя. Зимин сказал:

— Фамилия, имя, отчество. Адрес. Год и место рождения.

А Джинн добавил:

— Номер части в Советской Армии. Звание и должность.

* * *

С «земляком» работали полтора часа. Под перекрестным допросом он очень быстро поплыл. Сначала пытался темнить, но долго обманывать опытнейшего важняка Генпрокуратуры и поднаторевшего на допросах разведчика ГРУ, разумеется, не мог… Вместе со своим товарищем, тоже офицером, он приехал в Югославию в 92-м. Развалился Советский Союз, армия что в России, что на Украине сидела на голодном пайке. Вербовщик сам нашел их в Киеве. Наобещал золотые горы… Терять было нечего, и они подались в Сербию. Сначала воевали за сербов, потом попали в плен. Хорваты запросто могли их расстрелять, но не расстреляли — предложили повоевать за свободу Хорватии. Им, в принципе, было все равно. Деньги-то платили не сербские, не хорватские, а немецкие и американские.

Потом они попали в окружение, едва вырвались и примкнули к группе Милоша… Кто такой Милош? А черт его знает, кто такой Милош… Авантюрист. Группа работала сама по себе — ни за сербов, ни за хорватов. Но кто-то Милоша финансировал, снабжал деньгами. Транспортом, средствами связи. Понятно, что Милош не был сам по себе. Кто-то ставил ему задачи. Они взрывали и сербские храмы и хорватские. Похищали людей, обстреливали ооновцев… Им с другом было понятно, что добром все это не кончится, они решили, что поработают до конца октября и уйдут по-тихому. Вот «ушли». Богач уже мертв… А со мной вы что сделаете?

— К медальке представим, — усмехнулся Джинн. — Кто дал команду на захват нашей группы?

— Милош.

— Это ты брось. Ты отлично меня понял: кто дал команду Милошу?

— Этого я не знаю. Нас в такие вещи не посвящали. Милош, скорее всего, получал задания по радио.

— Когда поступила команда на захват нашей группы?

— Вчера около семнадцати часов.

— Как конкретно звучала вводная?

— Милош сказал: сегодня в N к местному жителю прикатит группа русских. На «фиате» с дипномерами. Безоружные. Их надо захватить… Обязательно живыми. Все.

— Он сказал, сколько человек будет? — спросил Джинн.

— Трое или четверо.

— Так трое или четверо?

— Какая разница? Раз безоружные — пусть хоть пятеро. Больше пяти в «фиате» не поместится… Верно?

— А все-таки вспомни, Костя, что Милош сказал: трое или четверо?

— Кажется, трое.

— Кажется или точно?

— Я не помню, не помню… Кажется, трое. Какая разница?

— Есть, милый, разница, есть…

* * *

С ним работали полтора часа. Задали несколько десятков вопросов. Надо было бы поработать еще, но поджимало время — ночную стрельбу в лесу могли слышать (и наверняка слышали), поэтому нельзя было исключить появление сил ООН или сербской армии. Объясняться с ними, когда вокруг лежат трупы, крайне не хотелось.

— Ну, что будем делать с этим? — спросил Зимин, кивая на бывшего старшего лейтенанта Советской Армии Константина Зинько.

— А что с ним делать? По делам его.

— Не убивайте, — попросил Зинько.

Джинн посмотрел на него тяжело, помолчал и сказал:

— В твоем рюкзаке я нашел золотые коронки… Где ты взял их, земляк?

— Я?

— Ты, ты.

— Я… Я их купил… В карты выиграл. У Богача.

— Вместе с пассатижами? — спросил Джинн тихо.

— Я… я… Это не я. Это Богач. Это он коронки вырывал.

— Ты мародер, Костя Зинько. Если бы ты был просто наемник, я бы, возможно, тебя пощадил… Но человека… мародера. Который носит в рюкзаке горсть золотых коронок и пассатижи… Извини, не могу.

Зинько закрыл глаза, из-под век выкатились слезы. Зимин приложился к бутылке.

— Илья Дми… Илья Дмитриевич, — позвал Зинько. Зимин оторвался от бутылки и посмотрел на мародера бледными глазами:

— Что тебе?

— Илья Дмитр…тырыч… скажите ему. Скажите… Нельзя же так!

— Почему же нельзя? — удивился Зимин. — Под определение комбатанта ты не подходишь и под действие Женевской конвенции, соответственно, не подпадаешь. Расстрелять тебя — и все тут. Мрази станет меньше… Я с Джинном солидарен.

— Но ведь вы юрист… Незаконно, незаконно!

— Э-э, брат, куда тебя понесло… Закон, как учит нас другой юрист — Ульянов В.И. — есть выражение воли классов, которые одержали победу. Ты что же, лейтенант, с Лениным не согласен?

— Не согласен! Не согласен! — закричал Зинько. Кажется, он уже совсем ничего не понимал.