Кошачьи - Акиф Пиринчи Страница 39

Четвертое: мистер Икс годами отлично скрывал свои позорные деяния, отправляя трупы через шахты люков в катакомбы. Он даже нашел глупца, который утаскивал их в надежный тайник и прятал от чужих любопытных глаз.

а) Как он додумался до такого решения устранения трупов? С помощью Джокера? Возможно.

б) Почему он покончил сегодня утром с этой ставшей любимой и крайне разумной привычкой? Считает он с недавних пор себя таким неуязвимым, что стал пренебрегать предосторожностями? Возможно.

Пятое: какую цель преследует секта Клаудандуса в отношении веры в Клаудандуса? Конечно, этот вопрос звучит на первый взгляд немного глуповато. Да, можно точно так же спросить, почему вообще существует такое явление, как религия. Наверняка потому, что каждое разумное существо носит в себе чувство религиозности, которое должно выражаться каким-то образом. Но в этом особом случае, мне кажется, религиозность служит определенной цели, она же является некоторым образом подготовкой, направленной на закаливание, приготовление к чему-то особенному, к чему-то такому, что лежит по другую сторону воображения. Но к чему же именно, во имя черной как вороново крыло шкуры пророка?

Масса вопросов и ни одного ответа. И только чертовски хитроумные предположения! Ну хотя бы это.

После того как я некоторое время расспрашивал Исайю, меня сразила свинцовая усталость. На сегодняшнюю ночь было достаточно детективных игр. Поэтому я попросил хранителя усопших как можно скорее вывести меня из вонючего лабиринта, что он и сделал по долгу службы. Он провел меня к другому выходу, так что я вышел на поверхность совсем рядом с нашим садом. Мы пробрались по грубо высеченному из камня, больше не действующему водопроводу, который забавным образом заканчивался в пустом стволе древнего дерева. Исайя сказал, что существует еще много таких потайных ходов, месторасположение которых знает только он один.

— Несколько вопросов напоследок, — решился я, прежде чем покинул дерево через большое дупло. — Исайя, ты обратил внимание на какие-то особенности трупов, которые ты принимал все эти годы? Я имею в виду, находились ли среди них особи в стадии полового возбуждения?

Он опять сильно разволновался, и его глаза принялись снова вращаться бесконтрольно.

— Были, брат. И еще, странно изуродованные оказывались в храме, и я согрешил, иногда спрашивая себя, не забыл ли их Яхве.

— А сукотые, были ли сукотые на момент их смерти? Тут слезы навернулись на его глаза. Я бы хотел обнять и утешить его.

— Таких было много, — захныкал он. — Ах, много, брат!

Я сердечно попрощался с ним и пошел своей дорогой. По пути меня мучило чувство вины, так как я не открыл Исайе правду и оставил ему веру в злого пророка. С другой стороны, я боялся, что он едва ли сможет привыкнуть к жестокой реальности здесь, наверху. Он был так наивен, так невинен — святое создание, полное веры в Бога, — что я просто не решился разрушить его иллюзии. Правда, которая существовала для меня, не обязательно должна была быть истиной для других. Реальность, которая меня окружала, не должна была неизбежно охватывать весь мир. Исайя нуждался в катакомбах, храме и своих мертвецах. Это было его призванием, делом его жизни. И мертвые нуждались в Исайе, добром хранителе усопших. Иначе кто же принес бы им цветы?

Остаток ночи я клевал носом или, точнее говоря, видел сны. Собственно, об остатке ночи не стоит говорить, потому что, когда я наконец снова пролез в квартиру через окно туалета, снаружи брезжил рассвет. Я был так голоден, что мог бы съесть целого теленка. Так как Густав, как он всегда с удовольствием выражается, «хотя бы в воскресенье» хотел по-настоящему выспаться (по сути, чистое слабоумие — парень практически каждый день дрыхнет до умопомрачения), я не осмелился обратить его внимание на мои потребности. Итак, я шмыгнул в спальню и расположился на шерстяном одеяле, которое окутывало пугливо похрапывающий кусок сала. Гроза между тем кончилась, и я моментально погрузился в глубокий, тяжелый сон.

К моему облегчению, на сей раз кошмар пощадил меня. Вместо этого у меня было видение такого сорта.

Я снова оказался в размытом, сияющем белом мире, где не было ни помещений, ни времени, ни реальности. Но в отличие от того сна, в котором меня душил бриллиантовым ожерельем человек без лица, теперь полностью отсутствовала подспудная угроза. Иногда плотные клубы дыма затягивали странное место и накрывали белое то тут, то там светло-серыми тенями. Охваченный эйфорией, я шествовал по этому Ничто, и чем дальше я продвигался вперед, тем сильнее во мне росло яростное, но приятное напряжение. Потом меня окутал туман и лишил ориентиров. Но так как здесь и без того не было ничего, по чему можно было бы ориентироваться, мне это ничуть не помешало.

Потом жуткое напряжение оставило меня — думаю, потому, что вдали показалась причина и завершение пути. Я не знал, какую цель преследовал в своей изнурительной прогулке, кого надеялся повстречать, но когда я увидел его, мне стало в тот же момент ясно, что чудовищное напряжение сулило именно эту встречу. Конечно, это был плод воображения, что было понятно даже во сне. Потому что я не знал его, не обладал ясным представлением о том, как он должен выглядеть. Но все же в этот момент я с сознанием дела чувствовал, чего не ощущал так никогда в своей жизни: я наконец нашел его!

Его шкура была неописуемо прекрасна, шерсть казалась восхитительно шелковистой и сверкала неземным белым светом, что при взгляде на нее глазам становилось больно. Так как он сидел ко мне спиной, то время от времени сливался с белым фоном, словно был колеблющимся, как пламя, привидением. Он был ошеломляюще прекрасен, короче говоря, роскошное создание, за которое побился бы любой создатель рекламных роликов. Клубы тумана окутывали красавца, будто священную гору.

Когда я остановился в паре метров от него, туманный шлейф растаял, обнажив огромную, сверкающую хромом клетку: это была увеличенная копия тюрьмы для зверей, какие используют в лабораторных экспериментах. Внутри бесновался, словно охваченный демонами, профессор Юлиус Претериус, хихикал, как сумасшедший. Он был затянут в смирительную рубашку, и на его шее висела сверкающая латунная табличка с надписью: «Профессор Юлиус Претериус, 1981, награжден Нобелевской премией за лучшую шизофрению». И его я не видел прежде, но с той же ясностью, с которой я мгновенно узнал конферансье этого забавного шоу, узнал я теперь и старого доброго профессора. На заднем фоне расступились другие клубы дыма, и показалось огромное войско моих собратьев, которые странно ухмылялись мне. В первом ряду сидели Синяя Борода, Феличита, Конг, Герман и Герман, Джокер, Дип Пёпл, Солитер, Саша и Исайя.

Что произошло потом, я воспринимал в темпе ускоренной киносъемки.

Белоснежный убийца бесконечно медленно поворачивал ко мне свою голову, наконец я взглянул в золотистое пламя его глаз.

— Я наконец нашел тебя! — сказал я. От волнения или радости я был готов расплакаться.

— Конечно, — проговорил он с глубокой печалью в голосе. — Конечно, дорогой Френсис. Можно было предвидеть, что ты рано или поздно найдешь меня, потому что ты даже умнее меня. Когда-нибудь, да, когда-нибудь это должно было случиться. Ты справился, мой друг, я именно тот, кого ты искал: я убийца, я — пророк, я — Юлиус Претериус, я — Грегор Иоганн Мендель, я — вечная загадка, я — человек и зверь, я и кошачьи, felidae. Все это я в одном лице и еще гораздо большее!