Палач. Книга 2 - Александр Ачлей Страница 39

— С тобой расплатятся, как и договаривались. Не сомневайся, — не без злого ехидства отреагировала Лана.

— Да я и не сомневаюсь, — спокойно парировал Дин. — Меня сейчас больше волнует твоя агрессия. Я-то тебе что плохого сделал?

— Да я сама не понимаю, что со мной происходит, — как-то сразу сникла Лана. — Наверное, злюсь на саму себя. Нахожусь в раздрае. Хочу и того и другого. И с тобой хочу остаться. И понимаю, что в тихой заводи тут же зарасту ракушками. Ну как тебе объяснить, что мне даже думать скучно о расписанных тобой перспективах? Не то что жить такой жизнью, в неизвестной и чужой мне стране.

— Ты просто моложе меня на 20 лет. И этим все сказано. И как это ни грустно, надо признать, что мое представление о будущем с твоим явно не совпадает.

— И что же нам делать? — обреченно спросила Лана.

— Каждый должен идти своим путем, коли по одной дороге мы идти не можем, — Дин попытался ободряюще улыбнуться Лане, но у него это не очень получилось.

— Так что? Развод и девичья фамилия? — пошутила сквозь слезы Лана.

— Выходит так, — заключил Дин.

— И что ты будешь делать? — все главное уже было сказано, и Лана просто продолжала разговор, чтобы не дать волю рвущимся наружу эмоциям.

— Поживу здесь еще какое-то время. Куба мне нравится. Я не рассказывал тебе, что прожил здесь в свое время почти три года? Что у меня здесь родилась старшая дочь? Счастливое было время. Да! Дождусь здесь денег из Екатеринбурга и переберусь в Новую Зеландию, — Дин заказал еще одну порцию рома.

— А как же твоя квартира в Москве?

— Я ее продал! Не удивляйся, — добавил он, заметив, как широко раскрылись у Ланы глаза. — Пока мы тренировались на базе, я через своих адвокатов и стряпчих фактически закрыл все дела в Москве. Все, что можно было продать — продал, что можно было раздать — раздал, что можно было вывезти — вывез. Теперь меня с Россией ничего не связывает. Я вольный человек и могу лететь, куда захочу.

— Ну ты даешь! — Лана вновь начинала выходить из себя. — Значит, когда мы готовились к операции, уже тогда ты все для себя решил?! И от меня все скрыл?!

— Да зачем же я должен был тебя нервировать всякими житейскими вопросами? Особенно в преддверии очень важного и сложного дела? А потом, я до последнего надеялся, что ты сделаешь выбор в мою пользу. Увы! — он взял ее руку и поднес к губам. — Ты-то что будешь делать?

— Я завтра улетаю в Москву. Гондалеву наконец-то удалось решить вопрос об эвакуации из Приморья мамы, и она на днях должна приехать. Надо подготовиться к встрече, купить все необходимое. И прочее, — закончила она устало.

— Я тебя поздравляю. Я на самом деле рад за тебя. Я уверен, что ты много чего хорошего в жизни добьешься. В любом случае я всегда останусь твоим другом. И ты можешь на меня рассчитывать.

Движимые единым порывом, они обнялись, и Лана, все еще не до конца осознавая, что это, возможно, их последняя встреча, спросила:

— Как же ты поедешь в Новую Зеландию? Это же «васповская» страна! Они же тебе голову оторвут, если когда-нибудь узнают, что ты имел отношение к похищению Чабисова. Они же тебя туда просто не пустят! Кто же тебе поможет?

— Кто поможет? — переспросил Дин, и в этот момент вдруг зазвонил его мобильный телефон. Он посмотрел на высветившийся номер, приятно удивился и, не скрывая радости, добавил: — Да вот она и поможет!

Толпа становится все агрессивнее и злее. Черные истощенные люди бросают друг в друга камни. Повсюду льется кровь, слышатся крики отчаянья и боли. Маленькая Бэт вжимается в дрожащее тело матери, которая то шепчет молитвы, то надрывно кричит, умоляя сидящего за рулем отца ехать быстрее. «Боже! Быстрей!! Господи, избавь же нас от этого ада!!!» Внезапно раздается звук, похожий на взрыв. В заднее окно машины влетает камень. Бэт засыпает осколками разбитого стекла. От ужаса она теряет дар речи. Она хочет крикнуть. Но лишь слабо хрипит. Это все, на что она способна. Тут же какие-то обезьяноподобные люди подбегают к их машине, выволакивают из нее отца и начинают бить его тяжелыми палками и металлическими прутьями. Бэт с ужасом видит, как отец падает на колени, как потом его голова от страшного удара с хрустом буквально раскалывается надвое и из нее начинает бить фонтан молочно-красной жидкости. Мать захлебывается в безумном визге и бьется в конвульсиях. Бэт страшно, и она, надавив на ручку двери, вываливается из авто наружу. Тут в машину влетает огненный шар. Взрыв! Джип подбрасывает высоко вверх, он летит куда-то далеко в сторону. Бэт смотрит на охваченный пламенем автомобиль и вдруг видит, как на нее надвигается огромная черная масса, в которой ясно видны обнаженные в хищном оскале зубы и страшно вращающиеся белки глаз. Еще мгновенье и…

И она проснулась. Как всегда, резко и неожиданно. В ушах жутким эхом отдавались удары бешено колотящегося сердца. На висках выступили капельки пота. Она несколько минут приходила в себя, постепенно, с облегчением осознавая, что это был сон.

Этот кошмар постоянно сопровождал ее по жизни. Ей было немногим более десяти лет, когда ее родители, высокопоставленные дипломаты Форейн Офиса, [22]были зверски убиты во время межэтнических столкновений в Сомали. Девочка тогда выжила чудом. Ее спас какой-то человек, успевший в буквальном смысле слова выхватить находящегося в почти бессознательном состоянии ребенка из обезумевшей толпы и доставить к воротам британской миссии в Харгейсе, [23]откуда ее срочно эвакуировали в Лондон. При этом никто из очевидцев тех событий не мог сказать, кто это был. Одни утверждали, что ее спаситель — молодой офицер-египтянин, поскольку говорил на арабском языке. Другие точно помнили, что он отдавал распоряжения подбежавшей к его машине челяди на смеси итальянского с английским, из чего делали вывод, что он был итальянцем. Третьи вообще ничего не могли сказать по данному поводу, кроме того, что на спасителе была форма армии повстанцев, которая очень шла к его мужественному облику.

Однако самое ужасное заключалось в том, что ее собственная память не давала ей на этот счет никаких конкретных подсказок. Только обрывки ощущений: руки, сильные и нежные, пытавшиеся прикрыть ее от осколков взрывающихся снарядов и авиабомб. Запах, сильный и терпкий, который ни с чем у нее не ассоциировался. Голос, шептавший ей на каком-то непонятном, но очень мягком языке, успокоительные слова, из которых она запомнила только одно — «solntsemoio». Что удивительно, этот голос ей часто снился, и она была абсолютно уверена, что узнает его обладателя сразу же. Только бы встретиться с ним. Но в реальной жизни ей такого шанса дано не было. И, может быть, именно поэтому в свои 38 лет она по-прежнему оставалась одна.