Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев Страница 39

— А что за американец только что был рядом с нами?

— Помощник атташе по военно-воздушной части американского посольства.

Я рассказал о наглой выходке помощника.

— Пойдём найдём и набьём ему морду, — предложил Коротких.

Мы долго искали американца, но не нашли. Вероятно, он не стал рисковать и покинул приём. А жаль: настроение у нас с коллегой было боевитое. Зато я получил наглядный урок относительно того, что американцы — серьёзный противник и нам никак не следует расслабляться. Международная разрядка не про нас, разведчиков.

Провожали отряд кораблей всем посольством. Корабли были расцвечены яркими флажками. Команда выстроилась на верхней палубе и замерла в ожидании. Раздались слова команды «отдать швартовы». Оркестр на палубе грянул «Прощание славянки», и корабли стали медленно отходить от причала. У всех нас на глазах выступили слёзы. Мы стояли на Лангелиние и ещё долго махали руками вслед символу нашей славы, дисциплины, безупречного порядка и русской лихости, пока силуэты крейсера и вспомогательного судна не слились с белыми барашками на горизонте.

Вот это был визит!

А вообще-то командированные граждане жили в Копенгагене скучно и однообразно. Большинство из нас считало, что загранкомандировка — это подготовительный период к настоящей жизни, которая начнётся лишь по возвращении на родину. А здесь жизнь не всамделишная. Одним словом, ДЗК.

Такая философская установка, конечно, не способствовала полнокровному и свободному проявлению личности. Неизбежные объективные ограничения внешнего плана накладывались на добровольные самоограничения, и, как результат, мы выглядели на фоне жизнерадостных датчан и прочих иностранцев довольно скукоженно.

Все мы копили и откладывали часть мизерных зарплат на покупку автомашин, квартир, одежды, техники; бегали по магазинам и выписывали товары по дипломатической скидке; складывали все приобретения в коробки, упаковывали их накануне отпуска и везли домой, где ничего подобного не было и любая безделица воспринималась на ура. Я с грустью вспоминаю все эти сборы-проводы, погрузку в поезд, толпы провожающих, норовящих вручить отъезжающему свою посылку-передачку, презрительные взгляды датчан, наблюдающих сцену «переселения народов» эпохи гражданской войны, встречи на Белорусском вокзале с адресной раздачей вещей... Какое убожество!

Вся советская колония была разбита на группы общения, формируемые в основном по ведомственному признаку и редко — по интересам. Мы часто ходили друг к другу в гости, слушали пластинки и аудиоплёнки, выпивали и поедали массу блюд с национальным русским уклоном, сплетничали и тосковали по дому.

Но мы были молоды, жизнь нам ещё улыбалась, и мы были полны надежд и оптимизма.

В 1972 году в копенгагенскую резидентуру приехал работать Олег Гордиевский. Он поменял подразделение — из нелегальной службы перешёл в политическую разведку и теперь в новом качестве прибыл к нам в точку.

Его приезд я воспринял с большим энтузиазмом. Все эти два года мы поддерживали между собой регулярную связь, активно переписывались, обменивались мнениями. Мне казалось, что, находясь на расстоянии, мы ещё больше сблизились и теперь будем работать рядом, общаться каждый день, дружить семьями. Я надеялся также найти в нём опытного товарища и советчика, хорошо знавшего страну и владеющего местной обстановкой.

Первое свидание не предвещало ничего тревожного. Гордиевский был сдержан, но приветлив и внимателен. Я сразу пред-

дожил пообедать у меня, потому что быт его был пока не устроен, но он вежливо отклонил приглашение, добавив, что у нас будет ещё время пообщаться. Я не стал настаивать, но первый осадок в душе незаметно отложился.

Шло время, мы каждый день встречались на работе, но Гордиевский по-прежнему соблюдал по отношению ко мне дистанцию «вежливого нейтралитета» и за рамки чисто служебных встреч и контактов не выходил. Между тем мне стало известно, что он часто ходит в гости к другим дипломатам и разведчикам, правда, более старшего ранга и звания. Это обстоятельство, признаться, неприятно поразило нас с женой, но некоторое время я всё ещё делал вид, что ничего плохого между нами не происходит.

Но Гордиевский так и не принял ни одного моего приглашения и ни разу не пригласил нас с женой к себе в дом. Это уже был симптом. Только симптом чего? Поразмышляв, мы пришли к выводу, что он предпочитает для себя более представительное и солидное общество, подобающее его возрасту, рангу второго секретаря и честолюбивым планам на будущее, и что навязывать ему свою дружбу нет смысла.

На том и порешили. Внешне наши отношения оставались ровными, дружелюбными, но искренность, открытость исчезла. Мы просто стали коллегами и хорошими знакомыми.

Гордиевский, по сравнению с тем, что я о нём слышал в первую командировку в Дании и видел сам несколько лет назад, здорово изменился — как мы тогда в шутку говорили, «возмудел и похужал». Он уже не лез на рожон, чтобы до хрипоты отстаивать свои либерально-демократические взгляды, как он это делал раньше со сталинистом Серёгиным; не высказывал открыто своих оценок о людях и не превозносил до небес датскую действительность. Я отнёс это на счёт его возраста и опыта. И ошибся.

Так мы проработали в одной резидентуре ещё два года, и ничего существенного между нами до моего отъезда из страны в сентябре 1974 года так и не произошло. Но тишь и благодать существовала всего лишь на поверхности. Под маской лицемерия и лояльности, как выяснилось впоследствии, бушевали шекспировские страсти.

In hostem omnia licita [33]

Любая иностранная колония в чужой стране — это вещь в себе, доступная для понимания и обозрения лишь местной полиции и своего консульства. С помощью полиции, которая регистрирует иностранцев и даёт разрешения на пребывание и работу, можно получить более-менее достоверные официальные статистические сведения о количестве, например, албанцев, их распределении по административно-территориальному, половому и профессиональному признаку, но не больше. Самые интересные сведения, о которых можно судить лишь по косвенным признакам, остаются за семью печатями.

А узнать о них очень хочется.

Потому что нужно.

Нужно, потому что иностранцы, находящиеся на территории дружественной им страны, — это совсем другие люди, нежели на своей родине. Это — стадо непуганых слонов. К ним можно подходить очень близко, наблюдать, как они играют, щиплют травку и идут на водопой, но... надо только их найти. Недаром все контрразведывательные службы мира предупреждают своих граждан об опасностях, которыми полна жизнь эмигрантов. Значительное количество вербовок, если не большинство, происходит за границей.

Каждое стадо слонов имеет своё излюбленное место, куда оно регулярно выходит на водопой. Иностранцы тоже имеют такие места, где они собираются, чтобы обменяться новостями, порасспросить о своих земляках, поговорить на родном языке. Бедные турки и пакистанцы собираются на центральном вокзале, финские землячества имеют свои дома-клубы, англичане приходят в пабы и бары, а русские в советское время либо просто слонялись по городу, в основном по местам распродаж, либо ездили на рыбалку и за грибами.