Тайная улыбка - Никки Френч Страница 39

— Приготовлю кофе? — твердо произнесла она. — И напущу воду в ванну.

— Очень мило с твоей стороны. Тебе не нужно делать это. Со мной все будет в порядке.

— Ерунда.

Она налила воду в чайник и включила его.

— Мы собирались с ним жить вместе в этой квартире.

— Я знаю. Хочешь что-нибудь поесть?

— У меня во рту отвратительный вкус, — призналась я. — Так что же сказал Брендан?

— Что сказал? — Она смутилась.

— Ты говорила с ним. После того представления с рыданиями.

— Это несправедливо, Миранда.

— Ты и правда так думаешь?

— У него разбито сердце, но он не считает, что может демонстрировать это вам всем. Для семьи он должен оставаться сильным.

— Именно это он и сказал?

— Сказал, — подтвердила она. — Я знаю, что ты чувствуешь по его поводу, но ему далеко не все равно. В конце концов, вы единственная семья, которая есть у него. Он считает Троя своим младшим братом.

— И ты тоже… — сказала я, бесконечно устав.

— Что?

— Теперь ты тоже за него.

— Это не вопрос о том, кто за кого.

— Так говорит и он, но он лжет. Он с одной стороны, а я — с другой. А сейчас еще более, чем когда-нибудь раньше. Нельзя сразу быть за обе стороны, ты знаешь. И ты не можешь быть этим чертовым миротворцем из ООН. Тебе надо выбрать… — Повисло молчание. — Ты рассердилась, да?

Я почувствовала, что моя речь становится слишком сложной. Голова у меня раскалывалась от виски и отвращения.

— Миранда, ты моя лучшая подруга. Не говори таких вещей.

— Прости, — сказала я.

Но я не могла оставить разговор просто так.

— Тебе он понравился, да?

— Мне было жаль его.

Она налила воду в чашку с молотым кофе и стала отчаянно размешивать. Я достала бутылку виски с полки.

— Взгляни на это, — сказала я. — Сколько я выпила с позавчерашнего дня?

Я почти гордилась собой. Своего рода достижение. Щедро плеснув виски в грязный бокал для вина, я закрыла глаза и выпила глоток.

— Завтра тебе будет паршиво, — сказала Лаура.

— В любом случае, — ответила я.

— Хочешь, я останусь с тобой ночевать?

— Нет. Но это так мило с твоей стороны.

— Завтра пойдешь на работу?

— Обязательно. Рабочий день.

— Тогда позвоню вечером.

— Не обязательно.

— Нет, но я позвоню.

— Что бы я без тебя делала?

Я прикончила бутылку. Если закрою глаза, комната зашатается, вызывая тошноту, поэтому и не закрывала их, а прищурилась, хотя свет вызывал головную боль. Едва пробралась в спальню и села на постель. Она была постелью Троя, пусть и недолго. Хотя постельное белье я поменяла, но некоторые его вещи все еще находились здесь, его часы на ночном столике, куртка на дверном крючке, разбросанные повсюду книги. Мне уже казалось, что я чувствую его запах. Подняла книгу, которую он читал, о выпечке хлеба, прижала к груди.

— Дорогой мой, — громко сказала я. Язык распух у меня во рту. — О, Трои, дорогой! Что мне делать теперь?

Позднее, часа в два ночи, я с трудом выбралась из постели. Меня тошнило, я пошла в туалет, где согнулась над унитазом; меня рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось вообще. Глаза жгло, горло болело, в висках стучало, но чувствовала я себя теперь немного лучше. Выпила три стакана воды и вернулась в постель. Заснуть сразу не смогла. Рой мыслей вертелся у меня в голове. Я слышала голос Троя. Его последние слова: «Тогда пока, увидимся позднее».

Он не увидит меня, но я вижу его. Все время.

Если бы мне было плохо только среди ночи, но я почувствовала себя несказанно хуже, когда проснулась на следующее утро. После смерти меня замаринуют и поместят в большую банку, которую поставят в витрину, и повесят табличку, где будет сказано, что я первый человек в мире за все время существования человечества, который умер от похмелья. Думать было трудно, потому что все болело.

Сделала попытку встать приблизительно в половине десятого, но пришлось лечь снова. Никогда у меня не было подобного похмелья. Мне казалось, что я умираю. У меня были необычные симптомы в значительно более интенсивной форме: лакированный язык с пятнами неправильной формы, головная боль, которую я чувствовала так, словно маленькие грызуны выедают мой мозг изнутри, общее ощущение отравления, по всей коже мурашки, вызывающие дрожь. Болело все тело. Даже волосы, казалось, были воспалены. Но главное в том, что я до сих пор чувствовала себя пьяной. Раскачивание пола продолжалось, так же как и вращение комнаты. Именно поэтому мне пришлось лечь, но даже лежа я ощущала, что нахожусь в воде. Люди не умирают от похмелья, они умирают от алкогольного отравления. Неужели это так и происходит? Вспомнила, что у меня есть книга по медицинским вопросам. Но возникли неожиданные трудности. Первая заключалась в том, что у меня не было горничной, которая могла бы принести книгу. Вторая была в том, что она хранилась рядом с книгами по кулинарии, поэтому когда с огромным трудом и со спазмами в желудке я пробралась через всю квартиру, чтобы достать ее, то вид этой книги заставил меня подумать о еде. Постаралась не думать о ней, но затем в голову пришла мысль о каверзе, подстроенной Бренданом, от которой я могла избавиться, думая только о запахе капусты, которая очень долго варилась, затем подумала о Трое, а это было еще хуже, худшее из всего.

Я взяла книгу с собой в постель. Не было статьи об алкогольном отравлении, но была статья о похмелье. Рекомендовалось выпить большое количество воды, отправиться на свежий воздух для быстрой пробежки, «даже если не хочется». Если тошнит, а меня очень тошнило, рекомендовалось принять средство, которое называется «трисиликат магния». Хорошо, решила я, буду послушная. До этого мне хотелось свернуться калачиком под покрывалом на кровати и умереть, как умирает раненый зверь, вернувшийся в свою нору. Сейчас я решила прибегнуть к противоположному плану. Я собиралась активно справиться с этой проблемой. Я не только добуду это средство, но и сбегаю, чтобы получить его. Однако прежде всего нужно выпить воды.

Все было очень плохо. Вода явилась слишком поздно для моего пересохшего рта. Казалось, она омывает его поверхность, не впитываясь. Мне едва удалось поднять ноги, чтобы надеть шорты. Натянула тенниску. Голове было очень больно. Ныли руки. Медленно завязывала шнурки на обуви, стараясь вспомнить, как это делала в первый раз, возвращаясь к тому времени, когда мне было шесть лет. Зажала в руке пятифунтовую банкноту и, шаркая, вышла на улицу. От яркого света и холодного воздуха на коже и в легких я едва пришла в себя. Не знаю, принесло ли это мне какую-нибудь пользу, но появилась ясность мысли. Все-таки было приятно почувствовать боль. Задала себе вопрос: может быть, это приятное продолжение прошлой ночи? Почувствовать себя пьяной, ощущать боль, смущаться, страдать — все, что угодно, будет лучше, чем открыть глаза и, глядя прямо на солнце, реально оказаться лицом к лицу с тем, что сделал Трой с собой и со всеми нами.