Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус Страница 39

Внутри было темно и пыльно. Свет проникал только через щели неплотно закрытых ставен. В комнате возникало ощущение, что ты очутился под водой, а пылинки, плавающие в лучиках света, — морской планктон. Запах был затхлый, как в сундуке.

Аль-Маджнун сел на потертый диван и знаком приказал посетителю сделать то же самое. Он что-то курил, и с каждой затяжкой в стороне от его фигуры загорался огонек. Это оказался кальян. Он предложил Исфахани затянуться, но тот отказался. Бульканье пузырьков в кальяне чем-то напоминало звуки дыхания аквалангиста под водой. В течение минуты или больше Аль-Маджнун не произнес ни слова. Он докурил и отложил мундштук. Его голос звучал визгливее, чем обычно.

— Что он сказал? — требовательно спросил Безумец.

Голос был таким высоким, как будто он не курил кальян, а надышался закисью азота.

— Слишком много и слишком мало, генерал, — ответил Исфахани.

— Не говори загадками, брат инспектор. Он что-нибудь знает? Он понимает, почему испытания неудачны?

Голос Аль-Маджнуна стал более низким, как будто эффект того, что он курил, начал пропадать.

— Не думаю. Иначе он очень хороший лжец.

Изрыгнув проклятие, Безумец пнул ногой кальян. Раздался звук бьющегося стекла.

— Дурак! Конечно же, он хороший лжец. Он же иранец. Но он знает хоть что-нибудь?

Мехди Исфахани не нашел что ответить. Что от него ждут? Подтверждения или опровержения предательства молодого ученого? Аль-Маджнун не дал ни малейшего намека на то, в чем суть этого сверхсекретного расследования, и Исфахани оставалось только догадываться.

— Я думаю, Молави чувствует какую-то вину, — ответил следователь. — У него это во взгляде. Он смотрит слишком гордо, его глаза прячут тайну. Если бы он ничего не сделал, то боялся бы сильнее. Это все, что я могу сказать. Завтра вы получите протокол допроса и убедитесь сами. Молави видит, что эксперименты неудачны, и мне кажется, что это не слишком печалит его. Но не похоже, что он знает, в чем причина провала.

— Что же дальше, брат следователь? — спокойно спросил Аль-Маджнун.

— Конечно, мы можем действовать жестче. Я жду вашего приказа. Уверен, что мы получим больше информации, но не гарантирую, что она будет более точной.

— Рано, — резко сказал Аль-Маджнун. — Возможно, придет время и для этого, но не сейчас. Следите за ним, прослушивайте его телефонные разговоры. Выясните, что он говорит в темноте. Во сне. Загляните в его сны и играйте свою музыку в его голове.

— Да, генерал.

Мехди Исфахани совершенно не понимал, о чем говорит Аль-Маджнун. Он терпеливо ожидал следующей фразы, но минут через пять понял, что ливанец заснул. Или решил, что разговор окончен. Встав со стула, Мехди молча поклонился и вышел наружу, к дневному свету.

Водитель, сотрудник «Этелаат-э-Сепах», привез Карима Молави обратно в белоснежное здание в Джамаране. Доктор Базарган и большинство его коллег продолжали работу. Когда молодой ученый вошел внутрь, все шарахнулись от него. Они понимали, что теперь он под колпаком. Карим был рад этому, если может быть рад человек, проведший целый день на допросе в тайной полиции. Что бы там ни искали, это не то, что он старался скрыть. И он пошел в кабинет к своему другу Аббасу, тоже получившему докторскую степень по физике.

— Шаб бехейр, — сказал Карим, просовывая голову в дверь и пытаясь улыбнуться, желая другу доброго вечера.

Он предложил Аббасу вместе поужинать. Можно поесть суши в ресторане «Сирайна» на площади Ванак. Карим знал, что его друг любит суши, да и заведение модное. Тем не менее Аббас извинился и ответил отказом, сославшись на срочную работу. Ладно, без проблем. Впрочем, Аббас смотрел на Карима так, будто он заразный.

Молави вернулся в свой кабинет и принялся читать научные статьи, которые он изучал перед тем, как утром пришел доктор Базарган. Надо придерживаться распорядка. Это будет его способом защиты. Следует изображать полную невинность. Если бы против него были реальные обвинения, он бы уже оказался в тюрьме Эвин, если не хуже.

Карим закрыл глаза и попытался обдумать положение. В коридоре раздавались шаги. Люди наконец-то расходятся по домам. «Хода хафиз», — нараспев сказала одна из секретарш, желая своей подруге доброго вечера. Они так и пребывали в своих коконах, сотканных из невежества, он — нет.

Правила игры очевидны. Некоторое время за ним будут следить, постепенно ограничивая его доступ к информации. Станут ждать, что он сделает необдуманный ход: с кем-нибудь встретится или еще что-нибудь в этом роде. На него есть что-то? Много ли там узнали? Это главное. Ему этого не скажут. Не исключено, что весь проект, все сотрудники «Тохид электрик» и нескольких десятков подобных фирм периодически становятся объектом подозрений. Может, в этом суть игры. Зажечь яркий свет и посмотреть, кто вздрогнет.

Молави поймал такси и поехал на Вали-Аср. Надо находиться среди людей. Он сходил в кино, в «Фархан», потом посетил маленькую кофейню на углу Шариати, где заказал шербет с розовой водой и сиропом. Интересно, следят ли за ним. Он завел разговор с юношей в дорогой кожаной куртке, в руках у которого была «Сони геймбой». Как выяснилось, этот мальчик из привилегированной семьи был просто помешан на видеоиграх. Парень сказал, что дома у него еще «Эксбокс» и «Плейстейшн». Он ставил на них все пиратские копии игр, какие только мог достать, и с упоением играл. Будто это соревнования, идущие где-то в другом, лучшем мире. Карим попытался изобразить интерес, просто чтобы поддержать разговор, но у него это плохо получилось. Он извинился и, сказав, что устал, расплатился по счету и вышел.

Вернувшись домой, в квартиру в Юсеф-Абаде, он лег в постель и попытался уснуть. Но всякий раз, закрывая глаза, он видел перед собой яркий свет. Карим встал, подошел к книжной полке и взял пожелтевший томик Фирдоуси, принадлежавший еще его отцу. Может, тяжеловесный стиль эпической поэмы поможет ему забыться. Открыл в самом начале, где рассказывалось о Гаюмарте, первом персидском царе.

Приблизились к концу и Гаюмарта дни, И он ушел, а мир вступил в его наследье. Смотри! Кого сей мир имел всегда в чести? Царь собиратель был обманчивого мира, За лихвою гнался, забыв про капитал. На этом свете все лишь выдумки — не боле: Как благо, так и зло, не вечны для людей. [19]

Карим читал рифмованные строки, стараясь погрузиться в атмосферу бессмертной поэмы прошлого, но его сердце все равно тревожно билось. Он в смертельной опасности. Если он ничего не сделает, со временем его схватят. Если попытаться сбежать, его тоже поймают. Будет ли он говорить или хранить молчание, они выяснят, в чем его вина. Есть ли хоть какой-то настоящий, не иллюзорный выход из этого? Как это — оказаться под пытками? Или лучше… умереть? Начало светать, а он все пребывал в этом дремотном состоянии. Наконец его озарило. Он выйдет на связь без связи. Его посланием будет отсутствие послания. Вот его защита. Возможно, это сработает. Но не видение ли это, пришедшее в голову от бессонницы?