Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова Страница 4

— Меч скифов из шести букв!

— Акинак!

— Гений! Здравствуйте, давно не виделись.

В кафе произошло некое шевеление, какое происходит обычно на военных захолустных базах, когда их внезапно посещает инспектор Генштаба.

Из кухни выглянул упитанный повар и несколько раз помахал рукой. Девушка-официантка уже стелила свежую скатерть, хотя на прежнюю нареканий быть не могло; вторая несла кружку светлого пива, особенную высокую кружку с крышкой из светлого металла и накладками в виде оленей.

Маргоша придирчиво оглядела енота, усаженного на соседний стул, и резюмировала:

— Какая лапочка! У меня точно такой племянник.

— Тоже с хвостом? — не удержался повар, успевший оценить игрушку.

— Прекрати, такая же лапочка. Хорошенький и смотрит так же. Только кричит много.

— Тогда не лапочка, — резонно возразил повар.

— Мужчина, — презрительно молвила Маргоша, — все вы такие. Что ты вообще понимаешь в детях?

— Я-то? Я как раз понимаю — у меня их трое.

— Толку. Как назвали? — спросила она у Татьяны.

— Поля. А племянника?

— Гошей.

Согласились, что оба имени редкие, приятные и оригинальные. Татьяна опустилась на стул и сделала первый глоток, смакуя холодную янтарную жидкость. Она невероятно ценила эти редкие минуты тишины и одиночества, возможность побыть собой и ни о чем не задумываться. Просто сидеть и смотреть на забавных черепашек и представлять, что так может быть всегда. Что можно замереть между двумя ударами сердца, и тогда жизнь потечет мимо тебя, а ты ничего не будешь чувствовать и никто не сможет причинить тебе ни боли, ни горя.

Утопия, конечно. Но иногда только верой в подобную утопию и получается выжить.

В этот момент в кафе зашла молодая и очень красивая цыганка в пышной юбке цвета луковой шелухи. На тонких смуглых руках ее звенели золотые браслеты. Она держалась подчеркнуто независимо и чем-то очень отличалась от привычных всем «ромалэ» — не то достоинством, которое, как цвет глаз или волос, нельзя не заметить; не то аккуратным, дорогим нарядом. Она выглядела скорее как солистка ансамбля или актриса, наряженная цыганкой, нежели обычная вокзальная гадалка.

В кафе немного поутихли, не зная, как реагировать на неожиданное явление. Впрочем, когда цыганка заказала у стойки чашечку крепкого кофе, Маргоша, поджав губы, принялась возиться с кофеваркой, а граждане вновь обратились к содержимому своих тарелок.

Обведя взглядом немногочисленных посетителей, цыганка решительно направилась к Татьяне.

— Не помешаю?

Та отметила и четкий выговор, почти без акцента, и непривычную деликатность; подумала, что нет никаких причин отказывать, и приветливо ответила:

— Нисколько. Садитесь, пожалуйста.

Цыганка кивнула на Полю и расцвела обаятельной улыбкой:

— Хороший будет друг, от души дарен.

Какое-то время молча пили: цыганка — торопливо принесенный кофе, Татьяна — пенное холодное пиво, жмурясь от удовольствия и наслаждаясь каждым глотком.

Допив чашечку, цыганка достала жестом фокусника, из ниоткуда, черные гадальные карты размером в полторы ладони и, протянув Татьяне, попросила:

— Не погадаешь Наташе, красавица?

— Отчего же нет? — ответила та. — Погоди, только пиво допью.

За спиной Татьяны девушки с трудом удерживали повара, который рвался пресечь цыганкины «безобразия». Было слышно, как они бормочут ему: «Все в порядке, нет, ну ты слышал — у нее все не как у людей. Это кто кому гадать должен?» И невнятное его бурчание в ответ о том, что вот когда украдут и деньги, и енота-лапочку, тогда пожалеют, что его не послушали, но будет уже поздно.

Тем временем Татьяна ловко перетасовала карты, нисколько не смущаясь нестандартным размером, отодвинула край скатерти и принялась раскладывать их на столе. Подбежала с подносом любопытствующая девушка, попыталась поставить тарелки с солянкой и огромным бифштексом с кровью, но была остановлена строгим предупреждением:

— Еду не ставь, а то карты обидятся и станут врать.

И Наташа одобрительно покивала, подтверждая, что так оно и есть.

— Ну, что тебе сказать? Сама видишь: дорога близкая вечерняя в семейный дом, ссора мелкая с родителями или близкими старшими родственниками из-за денег, все суета и хлопоты. У отца твоего брат не родной, двоюродный что ли? Болеет он, но не смертельно, больше капризничает, ему вашего внимания не хватает. Он думает, что обуза вам на старости лет. Поговори с ним, поцелуй, не знаю — успокой как-то. Деньги случайные завтра или послезавтра, а вот долг тебе не отдадут, об этом забудь. — Татьяна повертела карту. — А что? Интересно. Есть кто-то темный и темноглазый — Господи, да у вас же там все такие, нашла примету! Твой ровесник, он тебя любит; а есть второй — старше, которого любишь ты. Вот со вторым, если сумеешь держать себя в руках, будешь счастлива и очень скоро. Только не суетись, не верь близкой женщине и — это уже мой совет — держи удар, как Майкл Тайсон.

Наташа слушала очень серьезно и внимательно.

— Это как понимать?

— Хочешь чего-то добиться — улыбайся! — ответила Татьяна, вздернув голову и выпрямившись, как струна.

— Спасибо, красавица.

Цыганка так же ниоткуда добыла тоненькую пачку купюр и протянула Татьяне хрустящий новенький доллар:

— Возьми, пожалуйста. Чтобы сбылось. А хочешь, я тебе в ответ погадаю? На счастливое будущее.

— Не надо, спасибо. Не хочу ничего слышать о будущем. Мне и прошлого вот так хватает, — провела ребром ладони по горлу.

— Своя рука — владыка, — усмехнулась Наташа. — Прощай, красавица. И ты, красавец, — по-дружески кивнула Поле.

А затем в кафе ворвалась Машка — статная, голубоглазая, с косой ниже лопаток, груженная пухлой папкой деловых бумаг, энергичная и шумная. Хотя, вопреки обыкновению, не такая веселая.

Они с Татьяной дружили столько лет, что порой забывали, когда и как эта дружба началась. Им казалось, что они познакомились не то в роддоме, не то еще в те времена, когда их мамы ходили в женскую консультацию с внушительными животиками. Им случалось надолго разлучаться, часто не видеться и даже пришлось как-то пожить в разных странах. Но близости это не нарушало, и с годами они не переменились друг к другу, что случается не так уж и часто. По-прежнему были предельно откровенны, делились не только бедами и горестями, но и счастьем — испытание, которое выдерживают редкие отношения.

И хотя Машка знала или думала, что знает о Татьяне почти все, даже ее потрясло нелепое это гадание. Она секунды две ошарашенно рассматривала странную композицию за столиком и со всех ног кинулась к подруге.

А цыганка взметнула юбки, как старой знакомой улыбнулась Машке, еще раз обернулась напоследок в дверях и исчезла как сон.