Каникулы в Простофилино - Дарья Донцова Страница 4

Как я уже упоминала, дядя Антон, выискивая заграницей редкие экземпляры флоры, стихийно превратился в коллекционера. На мойвзгляд, он тащит в дом всякую дурь – статуэтки африканских божков, фигуркиживотных из черного дерева, ритуальные маски, жезлы жрецов, черепа, вырезанныеиз камней. И если в ботанике папа Каркин дока, обмануть его совершенно невозможно,то в деле собирательства он является восторженным новичком, которого аборигеныловко обводят вокруг пальца.

Прибыв в очередную африканскую страну, дядяАнтон обязательно рулит на базар. Очевидно, весь характер написан у мужчины налбу, потому что продавцы кидаются к россиянину и легко всучивают ему предметыкульта, «самые настоящие, подлиннее не бывает, найденные в хижине умершегожреца».

Тетя Аня спокойно относится к чудачестваммужа. Ей, правда, не очень нравится ходить мимо страхолюдских масок иоскаленных черепов, но хорошая жена всегда найдет правильный подход к мужу и нестанет устраивать семейных скандалов. Анна Семеновна подумала-подумала исказала супругу:

– Коллекция будет выгодней смотреться вотдельном помещении. Да и сохранится она лучше – там можно поддерживатьнеобходимый температурный режим.

Дядя Антон похвалил вторую половину за ум исделал к особняку пристройку, куда стащил свои сокровища.

Самое любимое занятие папы Каркина (послеразведения цветов, разумеется) – это водить экскурсии по «хранилищу», взахлебповествуя историю каждого «раритета». Через подобное – прямо скажу, нелегкоеиспытание проходят все приезжающие в дом гости, независимо от того, сколько разуже они осматривали витрины и стенды.

Милка же в отличие от мамы настроена крайненегативно по отношению к идиотским деревяшкам и кускам камня. На беду, мояподруга суеверна и боится несчастий, которые способны приманить чужие боги.

– Что случилось? – спокойнопоинтересовалась я, включая кофемашину.

– Ты обязана мне помочь, – занылаМила.

В этой фразе вся художница. Не в ее привычкахпроизносить слова «пожалуйста», «будь добра», «сделай одолжение». Нет, онавысказывается более чем конкретно – «ты обязана».

– Иначе всем плохо придется! –стенала ничего не подозревавшая о мыслях хозяйки дома Милка.

– Давай ближе к делу, – улыбнулась яи поставила перед подругой чашечку с ароматным кофе.

– Робуста? – подергала носом гостья.

– Нет, арабика, – ответила я.

– Воняет дешевым кофе.

– Покупала дорогой сорт.

– Тебя обманули, всучили дерьмо, смешализерна! – констатировала Мила. – А ты, как чукча, поверила. ПомнишьСтепку?

Я отвернулась к окну. Забыла сказать: Милкапять раз выходила замуж, но все ее браки не просуществовали и полгода. Милке нажизненном пути встречались вполне нормальные парни, но они не понимали, покакой причине, придя домой после напряженного трудового дня, должны становитьсяк плите, чтобы пожарить для просидевшей безвылазно в четырех стенах супругикартошку. Заявления Милки о руках художницы, которыми нельзя ничего держать,кроме кисти и палитры, сначала удивляли представителей сильного пола, потомзлили, а затем подвигали на побег. В конце концов Милка, заперев свою квартиру,перебралась под крыло к маме и папе. Кстати, разведясь, она не порывалаотношений с экс-мужьями – перезванивается с ними, поздравляет с днем рождения,Новым годом и так далее. Милка хороший друг, и лишь в качестве жены онаабсолютно неудобоваримый вариант.

Первый супруг моей бывшей одноклассницы,Степа, был летчиком. Один раз он отправился на Чукотку, где в магазине средивечной мерзлоты на полках обнаружил мешки с зернами кофе – жуткого дефицита поголодным постсоветским годам.

Степа робко спросил у продавщицы:

– Сколько даете в одни руки? Полкиловзвесите?

– Хоть все забирай, – махнула рукой аборигенка. –Только совсем плохой крупа, испорченный. Нам с Большой земли впервые привезли.Что это такое, и не понять – не рис, не гречка, не пшено. И, похоже, оностухло. Наши брали, пытались суп варить, кашу делать, горько получается, даже смаслом в рот не лезет.

Степан прибыл домой с двумя мешкамипервосортной арабики и с тех пор рассказывал эту историю всем гостям, ставяджезву на огонь.

– Ты хочешь поговорить о сортахкофе? – прищурилась я.

– Нет, конечно, – слегка обозлиласьМилка. – Слушай, случилась беда…

Подруга, художественная натура, приняласьрассказывать с присущей ей экспрессией. Милке свойственно гиперболизироватьлюбую ситуацию: маленькая царапина у нее превращается в «разверстую, кровавуюрану»; головная боль, самая обычная неприятность, – «режет пилой согромными зубьями со страшной силой»; громкие голоса слегка подвыпивших соседейпринимаются за «ужасающий скандал с мордобоем и пальбой из ракетных установок».Милка не врет, она так воспринимает ситуацию, поэтому все исходящее из ее уст следуетсмело делить на два, а то и на три.

– Есть такие мерзогадостныеВелигжановы, – зачастила Мила, – Кирилл и Филипп, владельцы турбюро.Кирилл страстный коллекционер и постоянно затевает обмены с папой. Я его незнаю, но наслышана о нем. Так вот, Кирилл Велигжанов продал папе жутчайшуювещь! Ужасную! Опасную! Отвратительную!

– Колчан с отравленными стрелами? –предположила я.

– Хуже!

– Засушенную человеческую голову?

– Ой, фу! Нет, намного гаже!

– Что тогда? – заинтересовалась я.

На мой взгляд, маленькая, сморщенная, пугающенатуральная голова, которую дядя Антон приволок из Африки, наимерзейшеепополнение его коллекции. Когда ботаник продемонстрировал мне экспонат, я,забыв о приличиях, скачками понеслась в туалет. Даже быстрый шепоток тети Ани:«Вилочка, не переживай, Антошу снова надули, головенка ненастоящая, сувенир,умело изготовленный для туристов. Я ее изучила – глаза пластмассовые, а кожасовсем не человеческая» – не помог. Весь съеденный ужин оказался в унитазе, и япоклялась никогда не входить в музей Каркина, пока там экспонируется сейнепотребный сувенирчик.

– Крокодил! – вытаращила глазаМилка.

– Живой? – подпрыгнула я.

– Нет! Дохлый!

– Господи, зачем Антону труп?

– Это не труп!

– Аллигатор все же живой? – вновьподпрыгнула я.

– Сказала ведь, умерший.

– Значит, труп.

– Нет, – упорно твердила Милка.