Синий мопс счастья - Дарья Донцова Страница 4

Глава 2

Я не слишком бойкая личность, мне свойственнотеряться. Очень часто я совершаю ошибки и начисто лишена дара предвидения. Ктоиз вас хоть раз видел передачу «Поле чудес», тот знает, что иногда ведущийвелит принести в студию две совершенно одинаковые шкатулки. Одна пустая, вдругой лежит приличная сумма денег. Игроку лишь требуется правильно угадать,какой черный ящик открыть. Так вот я, сидя перед теликом, всегда попадаювпросак. Коробочка, которая лично мне кажется «денежной», на поверку всегдабывает пустой.

Но в минуту опасности у меня невесть откудапоявляются абсолютно несвойственные мне качества: умение быстро и четкодействовать, полное хладнокровие, наглость и даже агрессия.

Схватив Адюшу на руки, я, замотав ее в куртку,прямо в тапках и без верхней одежды вылетела на улицу. Если сама сяду за руль,буду ехать очень долго. Очутившись посреди проезжей части, я заорала:

– Стойте!

Тут же рядом с обочиной притормозила шикарнаяиномарка.

– Офигела совсем, дура, – начал былошофер, но я решительно распахнула дверь, плюхнулась на роскошное бело-голубоесиденье и велела:

– Живо, давай налево, направо, вперед ивновь налево. У меня собака умирает. Поехал!

По непонятной причине водитель повиновался. Явмиг оказалась в клинике, где, не обращая внимания на сидевших в очереди людей,вломилась в кабинет, плюхнула перед доктором на стол Аду и заорала:

– Она умирает!

Надо отдать должное ветеринару. Бросив беглыйвзгляд на хрипящую, колотящуюся в судорогах мопсиху, врач развил крейсерскуюскорость. Откуда ни возьмись прилетели еще трое в голубых халатах. Менявыпихнули в коридор, я упала на стул и затряслась в ознобе.

Сидевшие у кабинета люди молча смотрели наменя. Потом женщина с облезлым котом робко поинтересовалась:

– Совсем плохо?

Я кивнула.

– Вот беда, – ожила старушка склочкастой болонкой.

По виду и бабушка и собачка былисовременницами Пушкина.

Дверь соседнего кабинета приоткрылась.

– Кто грызун? – донеслось оттуда.

– Я, – оживился мужчина и понескоробку в комнату.

– На, – сказала старушка, протягиваямне монетку, – держи.

– Зачем?

– Там автомат стоит, кофе наливает,выпей, успокаивает.

С трудом отрывая ноги от пола, я добрела доаппарата, получила порцию отвратительного пойла и стала вливать его в себя,оглядывая очередь.

Женщины, мужчины, старушки, дети, кошки,собаки всех размеров, кролики, хомяки… Никто не ругается, не лает, не шипит.Хозяева прижимают к себе больных животных, одетых самым невообразимым образом.Вон шпиц, замотанный в старый шарф, рядом кот в дорогой попонке, явнопривезенной из-за границы, чуть поодаль пудель в вязаной кофте и спаниель вшапке, а там корзинка, в которой, полуприкрытое рваной простынкой, мается нечтолохматое, размером с мышь, а по виду – кролик, только уши короткие…

Раздался грохот, из кабинета вытолкалижелезную каталку с Адой.

– Что с ней? – прошептала я,бросаясь к хмурому врачу с бейджиком «Роман» на груди.

– Похоже на отравление, – буркнултот, – садитесь здесь и следите за капельницей.

– Но мы кормим собак хорошимипродуктами, – залепетала я, – никаких просроченных консервов, всесвежее, качественное.

– Речь не о еде.

– А о чем?

Роман покрутил колесико капельницы.

– Крыс в Москве много, вот в некоторыхдомах около мусоропроводов яд и раскладывают, бывает, что собака его съедает.

– Ужасно! Ада! Она умрет! – заоралая в исступлении.

– Надеюсь, что нет, – хмуро ответилРоман, делая несчастной мопсихе один укол за другим. – Вы сходите ваптеку, купите памперс и наденьте на собаку, а то она описается и замерзнет.Дырку прорежете, хвост вытащите.

Я бросилась к ларьку в холле.

– Дайте мне памперсы!

– Какой размер? – спросила девушка вбелом халатике.

– Ой, не знаю!

– Вес?

– Двенадцать кило.

– Тогда эти, двести двадцать рублейпачка.

Выполнив приказ Романа, я села около Ады и,одной рукой поглаживая ее, другой принялась вытаскивать телефон.

Дома мы оказались лишь около полуночи. Аду,слабую, с трясущейся головой, уложили на полу, подстелив под нее пуховикКирюшки, накрытый чистой простыней.

– Может, лучше устроить ее накровати? – пробормотала Лиза. – Мопсы же всегда с кем-нибудь спят,Адюше будет грустно одной.

– Нет, – покачала головойКатя, – собака очень слабая, еще упадет ночью и расшибется. И потом, ейсейчас так плохо, что она не понимает, где лежит. Эй, Муля, не смей лизать Аделапу, там канюля для капельницы стоит. Нет, лучше я устрою Дюську у себя вкомнате и запру дверь.

Мы перетащили слабо дышащую Аду в спальню кКате и пошли на кухню.

– Где она только отраву нашла? –покачала головой Юлечка.

– Ты же знаешь Дюшу, – грустноответила Катя, – хватает что попало и глотает, не прожевав, а уж потом начинаеткумекать, следовало ли эту гадость даже нюхать. Небось сегодня утром у мусорныхбачков шныряла.

– Завтра же устрою скандал вдомоуправлении, – раскипятился Сережка, – вообще с ума посходили!Раскладывать отраву прямо на улице! Да в нашей башне полно собак и детей.Представляете, что случится, если какой-нибудь малыш заинтересуется ядом!Страшно подумать!

Я поставила чайник на стол и спросила:

– Скажи, Катюня, а почему ты решила, чтоАда слопала отраву утром? Может, это вечером случилось!

Катя стала наливать себе чай.

– Нет. Тогда бы собаке стало плохо ночью.А она спозаранку, в семь, когда я уходила на работу, вела себя совершеннообычно, прыгала, лаяла, требовала еду. Утром беда произошла, Аде еще повезло.

– Интересно, в чем? – воскликнулКирюша.

– Ночью мы бы спали, – вздохнулаКатя, – а так Лампа сразу заметила неладное и вовремя понеслась в клинику.Надеюсь, обойдется.