Улики против улик - Сергей Венедов Страница 4

— Пошла его будить…

— Он просил об этом?

— Нет… Его позвали к телефону.

— Кто?

— Не назвались. Думаю, кто-то из Подмосковья.

— Почему вы так думаете?

— Связь плохая, треск сплошной стоял, с Москвой лучше… в общем, мне так показалось…

— Тоже детективные романы?

— Да при чём тут это…

— Это был мужчина или женщина?

— ???

— Разве не вы сняли трубку?

— Я-то я, но плохо было слышно… расстояние… знаете ли… я ж сказала, плохая связь… или неблагоприятные атмосферные условия.

— Дальше…

— Потом я пошла его будить. Постучала. Никто не ответил. Нажала на ручку — дверь открылась.

— Он часто приезжал сюда?

— Частенько. К нам ведь не только отдыхать приезжают. Многие работают здесь, залетают на пару-тройку дней — доклады, рефераты, отчёты, сами знаете.

— Ну и?..

— Значит, нажала я ручку, обёрнутую марлей…

— Почему марлей?

— Да так… знаете… дурная привычка…

— Что? Так принято в «Опушке»? Или здесь была эпидемия?

— Да нет же, не было никакой эпидемии. Просто одно из чудачеств Игоря Матвеича.

— Поясните.

— Он боялся микробов…

— Вы полагаете, эта боязнь у него проявлялась только в поездках или же была и дома?

— Дома тоже.

— Откуда вы знаете? Приходилось бывать у него?

— Нет. Никогда. Но он мне как-то излагал свою теорию насчёт микробов. Он и ключи держал в полиэтиленовом пакете.

— И ручку всегда оборачивал марлей?

— Да. Привозил с собой стакан, ложки, вилки — всё.

— Почему он, по-вашему, так поступал?

— Думаю, болел, ипохондрия, так, что ли, называется… Хотя поговаривали и что он боится смерти. То есть не только микробов, но и убийц. Но это, конечно, чушь собачья. Говорили также, что у него много врагов. Говорили, Игорь Матвеич был въедливый, дотошный ревизор. Требовательный и знавший все их хитрости. Вот те, у кого он обнаружил недостачу, и… Понимаете… Суд… Тюрьма… На казённые харчи кому охота, попросту выражаясь.

— То есть ходили слухи, что он боялся, как бы его не убили в отместку за разоблачение махинаций?

— Да… так говорили… я же думаю, что он был просто мнительным.

— Почему вы решили, что он мёртв?

— Обычно он спал чутко. Просыпался при малейшем шуме.

— Откуда вы это знаете?

— Я вам уже говорила, что он частенько наведывался к нам, всегда один, не как другие, и не раз просил меня его будить по утрам. Обычно он сразу же просыпался.

— Итак, вам показалось, что он мёртв. Что же вы сделали?

— Положила руку ему на лоб. Лоб был холодный.

— В комнате вам что-нибудь бросилось в глаза?

— Нет, ничего… То есть… не знаю… Игорь Матвеич был очень аккуратным, как «сама цифра» — это я где-то читала.

— Оставьте литературу. Он знал кого-нибудь из отдыхающих?

— Всех. Здесь чужих не бывает, все из одной конторы. Ларичев был на фирме одним из самых старых и уважаемых работников. Ещё со времён Главка. Его все знали, хотя и пошучивали насчёт… микробов.

— Рассказывайте по порядку. Увидев, что он мёртв, что вы сделали?

— Перво-наперво я сообщила об этом господину Рубцову.

— Почему именно ему?

— Они были друзьями. Давними друзьями.

— Кем работает Рубцов?

— Павел Сергеич? Бухгалтером. Уже двадцать лет. С перерывом в год.

— Почему с перерывом?

— Как вам сказать… Эта история… в общем, бумаги оказались не в порядке… год пришлось ему отсидеть. Потом вроде бы установили, что произошла ошибка или что-то в этом духе. Кто-то подстроил так, чтобы виновным выглядел Рубцов. Через год его взяли опять в министерство, но уже простым бухгалтером… Вы же знаете… пятна даже бензином не всегда оттираются… Может, ты и не виноват, но раз уже тебе такое к делу подкололи… не вылижешь, как говорил один мой знакомец…

— Итак, первым вы известили Рубцова. Вы отправились к нему в комнату и разбудили его?

— Нет, я его не будила. Я постучалась, ответа не было, мне показалось это странным, и я вошла. Он был одет, уже на ногах, посреди комнаты.

— Собирался уйти?

— Вроде того. И казался рассеянным. Я же вам сказала — даже стука моего не услышал. Смотрел на меня и, похоже было, не видел.

— Как он воспринял весть о смерти друга?

— Разволновался, стал озабоченным.

— Разволновался, услышав известие?

— Нет. Я таким его уже застала.

— Почему вам так показалось?

— Всё, что я говорила, он повторял, как эхо. Это его состояние меня крайне озадачило. В общем-то он симпатичный человек, хотя тоже немного чудной.

— Вы не спросили его, не болен ли он?

— Нет, не спрашивала. Он сам сказал, что всю ночь не мог уснуть из-за головной боли, точнее, мигрени.

— Что вы ещё заметили необычного в поведении Рубцова?

— Что заметила? Да ничего… Только что он повторяет, как попугай, мои слова… Но…

— Вы что-то хотите добавить?

— Его поведение показалось мне странным. В комнате пахло дымом, в этой комнате есть камин, там дымилось.

— Огонь, что ли, горел?

— Нет. Дни стояли тёплые, так что разводить огонь не было нужды.

— Но вы же говорите, дымилось?

— Да… Мне не хотелось бы… Понимаете… Пахло горелой бумагой…

— Что вы сделали после того, как сообщили Рубцову о смерти ревизора?

— Позвонила в милицию. Потому что считала своим долгом…

— Вы сказали, что кто-то спрашивал Ларичева по телефону?

— Да, но между делом я об этом забыла. Когда же пошла звонить в милицию, то увидела снятую трубку и вспомнила. Но там трубку уже повесили.

— Потом снова кто-то звонил?

— Да, звонили опять как бы из Подмосковья. Когда я сказала, что Ларичев умер, трубку тут же повесили, так и не назвавшись.

— Вы повторили, что из Подмосковья. Откуда вы это знаете?

— Слышимость плохая, такая с Москвой не бывает.

— Вы спросили, кто это, но вам не ответили?

— В общем-то я даже не успела толком спросить, едва я сказала, что Ларичев умер, раздался щелчок. Коротко и ясно.