Угольная крошка - Моника Кристенсен Страница 4

– Да, мы, конечно, не думаем, что… я имею в виду… Лонгиер – город небольшой. У нас здесь все на виду. Мы не считаем, что случилось что-то криминальное. Но дело в том, что… сейчас такой мороз. Ниже минус двадцати. Мне страшно подумать… Что, если она одна, сорвалась с уступа или заблудилась, или…

– Она могла выйти из садика самостоятельно? – Кнут наконец-то начал собираться с мыслями. – Она в состоянии сама одеться?

– Да, конечно. Ей скоро шесть. Но наружные двери у нас всегда заперты, а задвижки расположены высоко, детям не дотянуться. Да и зачем ей уходить одной? Никто из детей так ни разу не делал. Обычно их забирают родители или кто-то, о ком родители известили нас заранее. С этим у нас строго. Но…

– Но?

– Возможно, отец мог забрать ее не предупредив.

– Если отец забрал ребенка, разве можно считать его потерявшимся? Мать заезжала домой проверить? Кстати, о ком вообще речь?

Ингрид Эриксен снова вздохнула.

– Мы звонили им домой. Мы тут все-таки не полные идиоты. Отца зовут Стейнар Ульсен. Он горный инженер в «Стуре Ношке». Пропала его дочь Элла. Вы бывали у них дома несколько раз после Рождества. Семейные скандалы, помните?

Судя по всему, жители Лонгиера никак не связывали понятия «неразглашение» и «защита частной жизни» с деятельностью администрации губернатора. Заведующая садиком, как и большинство местных, считала, что сотрудники администрации в курсе деталей всех дел в полицейском участке. Впрочем, Кнут и правда навещал Стейнара Ульсена по долгу службы. Но не из-за скандалов.

Она продолжала.

– К сожалению, ваш визит не помог. Только вчера он так напился, что сломал мебель и свалился с лестницы. Но об этом не стали заявлять. В прошлые разы полицию вызывали соседи, но Туна слишком лояльно относится к мужу. А еще ей, наверное, стыдно. Мы пытались втолковать ей, что все эти семейные ссоры вредят дочери. Вчера она потребовала развода, и все закончилось рукоприкладством и угрозами. Поэтому она убеждена, что Стейнар тайком забрал Эллу из садика. Чтобы ее припугнуть.

– Другими словами, Туна Ульсен просит полицию сопровождать ее домой? Чтобы уладить ситуацию с отцом?

– Да, именно, – откликнулась заведующая с заметным облегчением в голосе. – И вы вполне можете поговорить с ним жестко.

– В наши обязанности не входит угрожать людям, – ответил Кнут. – Но я бы, наверное, мог объяснить ему, какие последствия будет иметь обвинение в похищении.

Он надеялся, что заведующая не услышала, как он вздохнул, когда клал трубку.

Несмотря на холод, обе женщины стояли на крыльце детского сада, когда Кнут въехал на автомобиле губернаторской службы на пешеходную дорожку. Строго говоря, это было против правил, и Кнут кинул быстрый взгляд в сторону офиса «Свальбардпостен». Все знали, что редактор местной газетенки нередко стоял за шторами у окна, обращенного к площади, и высматривал, о чем бы написать саркастичную заметку. Но в окне было темно.

Кнут вышел из машины. Сразу стало понятно, кто из двух женщин – мать пропавшего ребенка. Ее глаза под меховой оторочкой капюшона покраснели от слез.

– Никаких новостей?

– Нет, ничего, – ответила та, что была повыше, заведующая. Кнут не мог вспомнить, что бы видел ее раньше, но понимал, что иначе и быть не могло. Лонгиер – городок маленький, меньше двух тысяч жителей.

Она протянула ему руку с еле заметной улыбкой.

– Ингрид Эриксен. Мы не знакомы, но я, конечно, знаю, кто вы.

Кнут открыл двери авто, и заведующая запрыгнула в кресло рядом с водителем. Она казалась настроенной более оптимистично, чем по телефону. А Туна Ульсен сжалась на заднем сиденье, едва отвечая на вопросы Кнута.

– Когда вы видели Эллу в последний раз? Вы помните?

Она всхлипнула.

– Около двух, когда дети вернулись с прогулки.

– Вы говорили с ней? Она сказала что-нибудь о том, что отец хочет ее забрать?

– Не-ет, мы просто обнялись. У нее были ледяные щеки и шапочка вся в снегу. Я спросила ее, где она так извозилась, но она не ответила, сразу убежала в игровую старшей группы.

В разговор встряла заведующая:

– Она зашла в помещение очень поздно, на десять минут позже остальных, самой последней. Я искала ее даже с внешней стороны садика. Это странно, но…

Она искоса взглянула на перепуганное лицо Туны и решила пока не рассказывать полицейскому о загадочных кратковременных исчезновениях некоторых детей, происходивших в последние недели.

Кнут снова призрел правила и поехал вниз по пешеходной дорожке, вырулив у свежепостроенного отеля «Полар». Вдоль обочин им несколько раз попадались туристы, одетые в толстые зимние комбинезоны или пуховики. Но приезжие не отваживались заходить далеко, и по пути в Бломюру, где жило семейство Ульсен, прохожих им больше не встретилось. Несмотря на то что стояла полярная ночь и солнце не поднималось над горизонтом, было довольно светло – над ледниками повисло сонное голубоватое свечение. Машина ехала с включенным ближним светом, и сугробы на обочинах отбрасывали на снег резкие черные тени. На деле в свете фар было видно даже хуже, чем без них.

– Вы ведь не думаете, что кто-то… – Ингрид Эриксен еле слышно обратилась к Кнуту, голос ее почти тонул в шуме мотора. – Это же немыслимо, чтобы люди с подобной ориентацией приезжали к нам в Лонгиер без ведома властей?

Кнут покачал головой.

– Администрация не собирает досье на всех, прибывающих на Шпицберген. Вы что, и правда в это верите?

– Да чего только не прочтешь в газетах – и начинаешь переживать. Но они, небось, многое присочиняют. К тому же такие вещи происходят в основном на материке, не у нас.

Заведующая поспешно оглянулась. Но Туна не следила за их беседой. Она сидела, нахмурив брови, погруженная в собственные мысли.

Кнут ехал вдоль длинного ряда небольших коттеджей по улице 230, где обитал Стейнар Ульсен с семьей. Их дом был крайним справа.

– Его машины нет, – воскликнула Туна Ульсен, оглядывая окрестности через опущенное боковое стекло.

Рядом с сарайчиком, торчавшим между коттеджами, располагалась небольшая площадка для парковки машин. Кнут обернулся и увидел снегоход, но машины не было.

– Он обычно здесь паркуется? Гаража у вас нет?

Туна покачала головой и подняла глаза на окна второго этажа.

– И в гостиной темно.

Заведующая с тревогой посмотрела на Кнута.

– Он не подошел к телефону, ни к домашнему, ни к мобильному. Кто знает, в каком он состоянии.

Не успел Кнут что-либо ответить, как Туна Ульсен выскочила из машины и бросилась к крыльцу. Входная дверь оказалась не заперта, и Туна исчезла внутри.

Они остались стоять у машины, пытаясь услышать голоса и прочие признаки жизни из-за двери. Но из дома не доносилось ни звука.