Алмазы Карибского моря - Михаил Шторм Страница 4

Еще надеясь догнать ее, он позволил течению нести себя по улице, превратившейся в узкое речное русло. Грязная вода кипела и бурлила, вливаясь в окна, которые оказались открытыми или разбитыми. Повсюду происходили свои трагедии. Вот вынырнула слева человеческая голова с безумно вытаращенными глазами, схватила ртом воздух и опять пропала, возможно, насовсем. А вот пронесло мимо женское тело… А вот собачье… А дальше кошка пытается пересечь бурный поток… А там голый ребенок кричит на балконе… Взрослые причитают на крыше… Надувную лодку перевернуло вместе с теми, кто в ней находился…

Отрывочные картинки мелькали перед глазами Быкова, как кадры фильма или телевизионного репортажа. Люди обожают пощекотать себе нервы зрелищами катастроф и кровопролитий. Происходящее воспринимается ими как кино. Они не сочувствуют чужой беде, они не способны ощутить себя на месте утопающих, горящих, падающих в самолетах, убегающих от террористов. Так устроена наша психика, и, наверное, это правильно, потому что без отстраненного отношения к мировым трагедиям мы бы свихнулись или умерли от сердечного приступа. Но все же есть что-то кощунственное, согласитесь, в том, чтобы следить за наводнением в далекой стране, комфортно устроившись перед экраном и жуя, допустим, конфету. Потому что природные катаклизмы — это всегда беда: утраченные жизни, сломанные судьбы, погибшие родственники, уничтоженные жилища, рухнувшие надежды.

Быков видел это воочию, и сердце его разрывалось от горя. Он потерял Лу-Лу и сумел помочь только двоим, прежде чем его помыслы целиком заняла отчаянная борьба за собственную жизнь, потребовав максимального напряжения всех сил.

Поток вырвался на открытое пространство, соединившись здесь с другими такими же желто-коричневыми потоками. Образовавшееся озеро было таким глубоким, что столбы и опоры выглядывали над поверхностью лишь наполовину. Повсюду, сколько хватало глаз, разлилась вода, где-то бурля, где-то кружась и волнуясь, но в общей своей массе заполняя долину до самого горизонта.

Спасение можно было найти только на разбросанных там и сям крышах промышленных строений и металлических ангаров. Десятки китайцев уже забрались туда или только карабкались наверх, помогая друг другу и поддерживая товарищей по несчастью ободряющими криками.

Быков наметил для себя один такой спасительный островок и направился туда, когда раскатистый грохот над головой заставил его поднять голову. Он увидел большой сине-белый вертолет с болтающимся трапом, спущенным для тех несчастных, которые сгрудились на краю алюминиевой кровли какого-то склада или цеха. Пилот хотел сделать плавный круг, чтобы зависнуть прямо над крышей, но не заметил проводов, протянутых между опорами.

Вспыхнуло, полетели искры. Вертолет качнуло, он попытался выйти из крена, но вместо этого врезался в угол здания и, задрав хвост, рухнул прямо на тех, кого собирался спасать. Рокот двигателя сменился многоголосым воплем ужаса. Быков, оцепенев от неожиданности, проследил, как прямо над его головой пролетела отломанная лопасть, а потом еще какие-то куски и осколки. Увлекаемый течением, он видел, как выжившие выбираются из-под обломков и вытаскивают раненых. Вертолет горел, пуская в небо столб дыма. Когда рванули баки с горючим, Быков был уже далеко, но ему показалось, что и до него достала тепловая волна.

Сразу после этого полил дождь, словно спеша погасить пламя. Теперь вода была повсюду — снизу, сверху, куда ни повернись. Быков увидел прямо по курсу серебристую цилиндрическую емкость, в каких обычно хранится горючее или химикаты. Она торчала особняком и возвышалась над безбрежным затоном, словно неприступная башня. Наверх вела металлическая лесенка. По ней уже успело взобраться несколько человек, с верхней площадки они взирали на проплывающих мимо.

Быкову потребовалось бы менее пяти минут, чтобы добраться туда, но его задержал душераздирающий крик молодой матери, уронившей младенца с плота, на котором она плыла вместе с другими женщинами. Должно быть, намокший малыш выскользнул из рук, когда она перекладывала его поудобнее. Шлепнувшись в воду, он тотчас утонул, даже не попытавшись удержать головку над поверхностью.

Быков рванул к месту падения с такой скоростью, которой не ожидал от себя после столь долгого времени, проведенного в холодной воде. Прикинув, что расходящиеся круги плывут по течению вместе с плотом, он взял чуть правее и нырнул, даже на глубине слыша визг женщин над собой.

Ему повезло. Провидение направило его прямо к цели. Нащупав маленькое тельце, Быков подхватил его и устремился вверх.

Рывок за левую штанину удержал его под водой. С отчаянием осознав, что за что-то зацепился, Быков, на сколько смог, поднял младенца над головой. О себе он в этот момент не думал — только о том, что тельце в его руках трепыхается и, если никто не придет на помощь, может выскользнуть из мокрых ладоней. Почувствовав прикосновение чужих рук, он выждал немного, давая возможность взять ребенка покрепче, а потом разжал пальцы.

Счастливая мать поплыла догонять плот, напоследок лягнув Быкова в лоб. От неожиданности он выпустил из легких часть драгоценного воздуха. Штанина не поддавалась. Изогнувшись, Быков нащупал загнутый крючком штырь, за который зацепился, когда всплывал со спасенным ребенком. Джинсовая ткань оказалась слишком прочной, чтобы порвать ее руками. Пришлось повозиться, освобождаясь от крюка. Когда Быков наконец вынырнул, он почти задохнулся и долго барахтался на месте, приходя в себя.

Мимо проплыла мертвая китаянка в расстегнутой белой блузке со съехавшим под грудь лифчиком. Неподвижное лицо ее было строгим и сердитым, как если бы ее возмущал нескромный взгляд, устремленный на нее. Быков отвел глаза и посмотрел снова. Да, это была она. Лу-Лу. Девушка, которую он не сумел спасти. Запоминающаяся сцена для будущих ночных кошмаров.

С трудом двигая руками и ногами, Быков направился к серебристой башне. У него больше не было сил плыть. Он подумал, что, возможно, никогда не доберется до лестницы, ведущей из воды на спасительную площадку. Тело стало слишком тяжелым и неповоротливым, чтобы держаться на поверхности.

Когда он, захлебываясь, схватился за железную перекладину, пальцы ничего не чувствовали. Быков задрал голову и увидел три мужских силуэта, глядящих на него сверху. Они не звали его, не подбадривали и не окликали. Просто смотрели. Смотрели молча.

Быков выплюнул глинистую жижу изо рта и начал трудный подъем, потребовавший усилий не меньше, чем восхождение на Гималаи.

В ледяной воде Быков настолько замерз, что скобы лестницы казались теплыми. Дождь прекратился, но дул сырой, пронизывающий ветер, не дающий ни малейшего шанса согреться. Стискивая зубы, чтобы не стучать ими, как кастаньетами, Быков посмотрел вверх.

Трое китайцев, стоящих там, по-прежнему молчали, и получалось у них это довольно угрюмо, если не сказать зловеще. До них оставалось перекладин пять, когда один из троицы стал таким образом, чтобы преградить Быкову путь. В это не верилось, но именно так он и сделал. Сомнения окончательно рассеялись, когда китаец заговорил, сопровождая свои слова недвусмысленными жестами. Он показывал, что Быков должен вернуться в воду и плыть дальше. На спасительную башню ему хода не было.