Жестокая справедливость - Сергей Майдуков Страница 4

— Пять минут истекли.

— Только три, — возразил он. — У меня остается только две минуты. И вот что я тебе скажу, Наташа. Кроме любви в этой жизни особо вспоминать нечего. Все маета, пустота. Проходишь мимо чего-то важного, настоящего, а потом локти кусаешь.

— Я не кусаю. — Наташа все-таки встала. — У меня нет такой привычки.

Они выбросили мусор и пошли к выходу. Андрей галантно распахнул перед ней дверь. Она ощутила запах дезодоранта на его чистой коже. В следующую секунду ей вспомнился муж во время их последней близости. Леонид был чистоплотен, но сильно потел. Не слишком приятно, когда тебя трогают влажными руками, а потом ложатся на тебя большим горячим телом, периодически забывая его поддерживать на локтях.

— Мы еще увидимся? — спросил Андрей грустно.

Он не верил в такую возможность. Наташа тоже.

— Не вижу смысла, — сказала она. — Ничего у нас не получится. Извини.

— Откуда ты можешь знать, пока не попробуешь?

Она открыла свою машину.

— И пробовать не хочу, Андрей. Лишнее это.

— Наташа. — Он взял ее за руку. — Не лишай меня надежды. Скажи, что подумаешь. Тогда мне будет на что надеяться.

— Не надо надеяться. — Она мягко высвободилась и села за руль. — Наша встреча была ошибкой. Не понимаю, что на меня нашло. Нам больше не нужно видеться. Сейчас удалю твой номер, а ты удали мой.

С этими словами Наташа попрощалась и выехала со стоянки, оставив одинокую фигуру Андрея позади. Она с облегчением выдохнула. Какого черта она согласилась на свидание? Позлить Леонида? Так ведь он не узнает. Сам сказал, что предпочитает ничего не знать. И как у него только язык повернулся! Он что, индульгенцию ей выдал за прегрешения?

Держа руль одной рукой, Наташа включила телефон. Поколебалась немного, решая, как поступить с последним безымянным номером: набрать или удалить? Был выбран второй вариант. После этого с легким сердцем и чистой совестью Наташа отправилась в офис и занялась делами. Леонид на работе отсутствовал. В его приемной толклись какие-то неприятные брюнеты с цепкими и липкими взглядами. Наташа хотела позвонить мужу, но тут он появился собственной персоной, пригласил парней в кабинет, а потом принял Наташу, которая снова засыпала его вопросами.

— Кто они? Не покупатели же коттеджей, верно? Тогда почему ошиваются здесь и ведут себя как дома? Один курить вздумал в холле, я ему сделала замечание, а он на меня смотрит, как на пустое место, и дымить продолжает. Что за хамство?

— Успокойся, Наташа, — поморщился Леонид. — Больше этого не повторится. Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю видеться с людьми такого сорта на нейтральной территории.

— Зачем ты вообще с ними видишься? — настаивала Наташа.

— Представители заказчика как-никак.

— Что-о? Эти типы? Мы же не чайхану строим, не шашлычную!

— Не будь предвзятой.

— Это не предвзятость. Это элементарная предусмотрительность!

— Хорошо, Наташа, сейчас я кое-что тебе объясню, если ты так настаиваешь. — Леонид всем грузным телом навалился на спинку кожаного кресла и сделал приглашающий жест. — Присаживайся.

Отметив про себя, что, возможно, невольно, он ведет себя как начальник с подчиненной, Наташа уселась на стол и забросила ногу на ногу. Леонид постучал себя ручкой по передним зубам, собираясь с мыслями, и заговорил.

По его словам, заказчиками коттеджного городка были армяне, некие братья Мартиросян, Жорес и Саркис. В прошлом они занимались какими-то темными делишками, даже отсидели года по два, но теперь взялись за ум и начали легальный бизнес.

— Выкупили рынок, стоянки, несколько ресторанов, — продолжал Леонид, играя ручкой. — Все по мелочи, но в общем и целом солидный конгломерат образовался. И за каждое направление свои отвечают, родственники. У армян так принято. Жорес и Саркис, как старшие, решили объединить их всех под одной крышей и зажить одной большой семьей.

— Ничего себе! — вырвалось у Наташи. — Так мы теперь на их диаспору работаем? Ты хоть представляешь себе, что начнется, когда они претензии выдвигать станут? Или платежи задерживать. И что ты будешь делать? Как собираешься ладить с ними?

— Пока что получается. Ты, Наташа, своими делами занимайся, а мне предоставь решать вопросы, в которых я компетентен. Между прочим, это Мартиросяны землю под строительство выбили. У них всюду свои ходы и выходы.

— Как у крыс. Готова поспорить, что бизнес у них грязный, а окружение криминальное.

Глаза Леонида подернулись матовой пленкой, как у человека, отказывающегося воспринимать любые доводы, противоречащие его мнению.

— Я в это дело основательно вложился, Наташа, — произнес он. — И не остановлюсь, пока не получу свои деньги.

— Ты, ты, ты! — воскликнула она. — И вложился ты, и деньги твои. А мои где? Разве не их ты использовал?

— Все вернется, да еще с лихвой. Потерпи.

— Нет, — протянула Наташа, встряхивая волосами. — Я терпеть не намерена. Я хочу свои деньги назад. И я выхожу из проекта. Еще мне не хватало дизайн с армянскими мафиози обсуждать!

— Я так и знал, так и знал, — кивнул Леонид со вздохом. — Ладно, получишь ты свои деньги. Скоро.

— Когда?

Он задумчиво постучал себя ручкой по зубам, бросил ее на стол, сел прямо и сказал:

— На днях. Да, на днях все утрясется. Я позаботился, зная твою натуру.

— Хорошо. — Наташа легко соскользнула со стола. — И впредь никогда не смей ничего делать у меня за спиной.

Ей повезло, что она не увидела, каким ненавидящим, мстительным взглядом проводил ее муж. Или наоборот. Пожалуй, Наташе стоило бы насторожиться.

Настало время послеобеденной уборки. Антон Лагутин проделывал ее каждые три дня. Это был один из способов держать себя в железных тисках дисциплины. Уборка была каждый раз генеральная. Лагутин начинал с того, что тщательно протирал все поверхности, потом драил сантехнику, натирал до блеска оконные стекла, сметал мусор, мыл полы и попутно раскладывал все вещи по местам.

Казалось бы, что, живя один в однокомнатной квартире, он мог бы обходиться без столь частых и тщательных наведений порядка, однако практика показывала обратное. Всякий раз раковина оказывалась загромождена грязной посудой, а пол покрывался пятнами самого разного происхождения. Одиночество — это сложное испытание для мужчины. Множество бытовых мелочей и искушений обступают его, предлагая то обувь бросить как попало, то алкоголем накачаться, то с кофе переусердствовать, то покурить всласть.

Лагутин стойко и мужественно боролся с вредными привычками, но победу пока что так и не одержал. Когда ты сам себе отдаешь распоряжения, сам их выполняешь и контролируешь, то необходима просто-таки несгибаемая сила воли, а кто ею может похвастаться? Антон Лагутин не мог. И не хвастался.