Вечер гениев - Андрей Дышев Страница 4

— Сам не знаю, — признался Серега. — Щепотка химический пыли, а взгляд почему-то притягивает.

— Это ты сам себе внушил… Пересыпь в пробирку. И давай сваливать… От греха подальше.

В лабораторию в который раз заглянула учительница по химии. Низкорослая, вечно нервная, малоулыбчивая, сейчас она расцвела, глядя на ребят счастливыми глазами.

— Я все наглядеться на вас не могу, — призналась она. — Какие же вы все-таки замечательные ребята!

— Уже уходим, Людмила Георгиевна! — по-своему понял слова химички Миша и принялся стаскивать с себя белый халат.

— Миша, ты не забыл? Сегодня вечером…

— Да-да! — кивнул Ковальский. — Факультатив. В шестнадцать ноль-ноль. Буду как штык.

Они вышли на улицу. Серега стоял напротив Ковальского и чувствовал, как греет пробирка, спрятанная во внутренний карман.

— Спасибо, — произнес Серега и протянул Ковальскому руку.

— Да ладно тебе, — ответил Миша и перевел разговор на другую тему. Сереге никак не удавалось поймать его взгляд. "Он больше никогда не будет иметь со мной никаких дел," — подумал Серега.

Вернувшись в общежитие, Серега заперся в комнате, вытащил из кармана пробирку и долго рассматривал порошок. "Изобрести бы такую гадость, — думал он, — за один грамм которой сразу бы дали миллион баксов."

Он высыпал чуть-чуть порошка на ладонь и лизнул. Потом несколько минут неподвижно сидел у окна, чувствуя, как его легко "ведет", словно от стакана краснодарского портвейна.

Вечером он отправил в Геленджик телеграмму: "Уважаемый Князь Байрам-оглы! Поздравляю защитой кандидатской диссертации…"

Князь приехал на следующий день. Привез бутылку совершенно роскошного коньяка и большую коробку с суджуком, икрой и фруктами. Унес порошок с собой, а вскоре на проходной общежития появилась записка для Сереги. Князь предлагал встретиться в городском парке.

Усадив Серегу за столик кафе, Князь крепко пожал Сереге руку, сказал, что гордится знакомством с ним, что преклоняется перед людьми интеллектуального труда, которые двигают научно-технический прогресс, а потом незаметно сунул ему в карман две купюры.

Когда Серега остался один, он вытащил деньги, разгладил их на колене и внимательно рассмотрел. Это были две стодолларовые купюры. "Сто мне, сто Мише, — подумал он. — И Нечипоруку можно немного подкинуть на мороженное."

Деньги пьянили и кружили голову, как коричневый порошок. Сереге вдруг захотелось снова испытать радость удачи, получить в свой адрес комплименты и честно заработанные деньги. Потом снова работать, и снова восходить на пьедестал. И так всегда…

Женька Нечипорук, получив от Ковальского "на мороженное", как-то сразу понял, что его тетрадь с методиками содержит неисчерпаемый источник материальных средств. Во время летних каникул он подрабатывал на рынке, торговал нелицензионными дисками, за что несколько раз был бит конкурентами и имел неприятности с милицией. Судя по тому, с какой легкостью Ковальский заплатил ему десять баксов за пользование его тетрадью, Нечипорук пришел к мысли, что живет неправильно, сидит на мешках с золотом, и не замечает этого.

Но более всего его задел тот факт, что недостаточно умный, но хитрый Ковальский воспользовался его знаниями, его разработками и наварил на этом деньги. А он, Женька Нечипорук, для которого органическая химия была матерью родной, развесил уши и позволил себя эксплуатировать.

В нем взыграл азарт спортсмена, уверенного в своем неоспоримом преимуществе. Получив от Ковальского свою заветную тетрадь, где двенадцать страниц занимал только список литературы, Женька на несколько дней засел в библиотеке, где в журнале "Гельветика-Акта" нашел формулу этонитазена — вещества, за которое, по его сведениям, любители "кайфа" выкладывали приличные деньги.

Он приехал к своей бабушке в Погар вместе с другом — Лешей Филиным. И когда два молодых человека встали посреди двора, бабушка растерялась. Расставив руки, она смотрела подслеповатыми глазами то на одного, на то другого.

— Что-то не признаю, кто из вас Женька…

Нечипорук рассмеялся, опустил сумку на землю и обнял бабусю.

— Сколько мы уже не виделись? Года два? Или три?

— Как ты вырос! Я бы тебя ни за что не признала! А тебя Лена спрашивала…

Бабушка, как положено, заплакала, но без слез. Потом засуетилась, поторопилась в погреб за картошкой.

— Рай, — расчувствовался Леша, присаживаясь на потемневшей от влаги и времени скамейке. Над ним висели тяжелые ветви яблони. По двору ходили куры, озабоченные вечным поиском корма. Тощая кошка, трубой подняв хвост, обнюхивала сумки.

В погребе еще оставались прошлогодние заготовки, и бабушка открыла банки с солеными огурцами и помидорами. Яичницу с неестественно оранжевыми желтками поджарила на сале. Крупно порезала хлеб, принесла с огорода пучок зеленого лука и петрушки. Когда ребята сели за стол, она выставила два граненых стакана и литровую банку с самогоном.

— Не, бабуль, — покачал головой Женька, заталкивая в рот лук. — Мы не будем.

— И друг твой тоже не будет? — удивилась бабушка.

— Не буду, — подтвердил Лешка, цепляя вилкой яичницу.

— Нам бы кофейку!.. Нет? Тогда чая.

"Какие молодцы! — подумала о ребятах бабушка, заваривая чай. — Не пьют, не курят, в институте учатся. Не то, что Володян Конобеевских. Тот как начинает с утра горелку пить, так до вечера не просыхает. А ведь он Женьке ровесник, когда маленькие были, вместе на луг бегали…"

— Мои колбы целы? — спросил Женька.

— А что с ними сделается? Я в твой сарай и не хожу. Если только за содой…

Сарай, стоящий на краю огорода, обложенный со всех сторон сушняком и дровами, обросший колючей малиной, в детстве был самым любимым местом игр у Женьки. Когда он был маленьким, сарай представлялся ему логовом разбойников, и Женька холодел от восторга и страха, когда открывал тяжелую скрипучую дверь и заглядывал в темную утробу. Голубые столбы солнечного света, проникающие через щели и прорехи в крыше, упирались в ржавый велосипед без колес, допотопную деревянную прялку, дырявое оцинкованное корыто, проржавевший до черноты серп… Встав взрослее, Женька навел в сарае порядок, покрыл крышу новыми листами рубероида, заделал щели и установил газовый баллон. Логово разбойников превратилось в химическую лабораторию, в которой парень проводил все школьные каникулы.

На поселок опустился вечер. По грунтовой дороге, мимо забора из штакетника, лениво прошло стадо коров. Запахло пылью и навозом. Соседская дочь Лена, детская любовь Женьки, скармливала корове хлебные корки и слишком часто поглядывала на ребят. Женька и Леша сидели у затухающего костра, прислушиваясь к тихому колокольному звону, плывущему над затуманенной рекой. Вечный флегмат Лешка с упоением изучал методику, переписанную Женькой из журнала. Он ни разу не спросил друга, что они будут делать с этонитазеном, если, конечно, удаться его получить. Его интересовал сам процесс. Это был своеобразный тест на сообразительность. Кроссворд повышенной сложности. Мозаика, в которой элементами служили молекулы углевода, водорода, кислорода. И эти молекулы требовалось сложить в определенном порядке, чтобы получилось чудо…