Коралловый браслет - Анна Малышева Страница 4

Порывшись в сумке, Маша пересчитала оставшиеся деньги и задумалась. Мысли привычно пустились по проторенной дорожке – «купить лекарства, конфеты медсестрам, коньяк маминому врачу, у него скоро юбилей…» Девушка поймала себя на том, что все еще мыслит так, будто мама жива. «А ведь ей уже ничего, совсем ничего от меня не нужно! Будь у меня даже миллион в кармане, я ничего не смогу для нее сделать!» У нее мурашки побежали по коже, она содрогнулась, плотнее запахивая полы холодной куртки. Мать болела последние полтора года, и Маша настолько привыкла не располагать собой, что теперь ей стало попросту жутко от внезапно наступившей свободы. Уже не надо спешить в больницу, доставать очередную порцию денег на лекарства, платную операцию, консультацию у медицинского светила, на мелкие подарки медперсоналу… Не надо ничего бояться, ни на что надеяться, рассчитывать шансы и верить в чудеса хирургии. То, что длилось полтора года, поглощая все ее время, силы и мысли, закончилось внезапно и ошеломляюще – будто с грохотом захлопнулась дверь, отрезав целый кусок жизни. Надо было начинать жить заново, в буквальном смысле придумывая себе дела и заботы. Попытка залучить к себе брата кончилась ничем, и теперь Маша ощущала возникший вакуум, как нечто почти материальное. Ей становилось трудно дышать, будто в груди засел посторонний предмет. Нарастала глухая паника, выражавшаяся прежде всего в нежелании ехать домой. «Что я там буду делать?!»

Она достала мобильный телефон и пролистала записную книжку. За время маминой болезни Маша совсем забросила прежних друзей, ей было некогда им звонить, и потом, она прекрасно сознавала, что стала неинтересной собеседницей. Человек, у которого в семье кто-то болен, отчасти превращается в маньяка. Он способен говорить только о врачах, больницах, диагнозах и лекарствах, и если сперва ему сочувствуют, то потом начинают его избегать. «Да и что толку жаловаться людям, которые не в состоянии тебе помочь? – говорила себе Маша, в очередной раз не позвонив очередной подруге. – Только ставишь их в неловкое положение. Лучше как-нибудь потом позвоню, когда мама поправится!» Другой вариант, а именно возможную смерть, Маша даже наедине с собой никогда не обсуждала.

Прочитав список имен в телефонной книжке, девушка с ужасом поняла, что ей по-прежнему не хочется звонить никому. Совершенно никому! «Как же я одичала! Не с кем поговорить! Одни врачи, да кое-кто по работе, и все! О маминой смерти я больше не могу говорить, хватило вчерашнего дня, кладбища, поминок… А не говорить об этом как-то дико. И потом, сразу же спросят, как у нее дела!»

Она уже собиралась сунуть телефон обратно в сумку и ловить такси, когда аппарат внезапно завибрировал. В последнее время Маша отключала мелодии звонков, так как они беспокоили мать. Взглянув на номер, высветившийся на табло, девушка иронически улыбнулась: «Ну конечно, а кто же еще? Все-таки как хорошо я ее знаю!»

– Уже здоровались, – ответила она на бодрое приветствие Зои. – Что случилось? Десяти минут не прошло!

– Андрей сказал, ты обиделась из-за того, что я говорила в банке! – одним духом выпалила та. – А ты меня просто не поняла! Я хотела сказать…

– Да я не слушала, что ты там говорила, – оборвала ее Маша. Она решила отбросить деликатность, как излишнюю роскошь. – Не извиняйся.

– А я не извиняюсь, – удивленно возразила Зоя. – Просто не успела сказать, что с точки зрения здравого смысла эта ячейка – полный абсурд! Я понимаю кое-что в украшениях, навскидку могу сказать, что такой браслет никак больше пятисот баксов не стоит! Это при условии, что там чистое серебро и натуральные кораллы! А ячейку оплачивали целый год! Аренда стоила в месяц около сорока долларов с хвостиком… За год набежало как раз пятьсот! И вот ты скажи, стоило оно того?! За эти деньги можно было купить еще один такой браслет!

– Тебе-то что? – по-прежнему резко ответила Маша, неприятно озадаченная таким вниманием к своему маленькому наследству, о котором почти успела забыть. Она невольно забеспокоилась и, запустив руку в карман куртки, нащупала браслет. Свернувшись змейкой, он пристроился на самом дне, среди оберток от леденцов – приятно тяжелый, уже нагревшийся от тепла ее бедра. – Не ты деньги платила!

– Если б я, тогда хоть что-то было бы понятно, – с некоторым вызовом заявила Зоя. – Для меня заплатить пятьсот баксов за фу-фу – не проблема. Но за что платила ваша мама? Насколько я знаю, у вас лишних денег не водилось. Мне Андрей так и сказал: «Не понимаю, что значит вся эта история!»

– Она значит то, что у нас в стране даже человек с небольшим достатком имеет право арендовать банковскую ячейку, – процедила Маша, борясь с желанием немедленно оборвать разговор. – И держать там то, что считает нужным.

– Так-то оно так! – нехотя согласилась та. – А все же странно. Я вот думаю, не могли ее обокрасть, а? Оставили для вида браслет, и привет! Описи-то не было!

– И кто же это сделал, по-твоему? – поморщилась девушка. Она уже не первый раз слышала от Зои заявления, что ее обсчитали или обокрали, все равно где – на рынке, в турагентстве, в ресторане… По мнению Маши, это был верный признак, что ее брат связался с яркой представительницей того типа людей, которые могут существовать, лишь отравляя жизнь всем окружающим. – Служащая, у которой вторые ключи от ячеек? То-то я заметила, ты ее прямо прожигала взглядом!

– Ничего не докажешь, – вздохнула Зоя. – Вот если бы была опись… Или хотя бы намек, что там не одна вещь… Я абсолютно убеждена, Андрею тоже что-то оставили, иначе зачем посылать вас туда вдвоем?! И зачем оплачивать ячейку, если вещь стоит не больше…

– Я плохо слышу, – солгала Маша и дала отбой. От разговора с будущей невесткой у нее окончательно испортилось настроение. За всеми этими туманными рассуждениями девушка безошибочно угадала главный смысл звонка – Зоя подозревала в хищении из ячейки именно ее!

«Может, она и бездушная кукла, но далеко не безмозглая, – думала Маша, забыв о такси и медленно двигаясь в сторону метро. – Голова у нее работает, только вот результаты выдает какие-то уродливые. Конечно, я могла успеть слетать в банк и одна. Документы и ключ получила еще до операции, хранились они у меня, так что все было под моим контролем. То, что в эти дни умерла мама, мы готовились к похоронам и нам даже поплакать было некогда, Зоя, конечно, в расчет не берет. Она бы на моем месте все успела! Судит по себе, вот и подозревает всех и каждого!»

Самым досадным было то, что ей никак не удавалось выяснить отношения с невестой брата начистоту. Зоя ловко уходила от прямых обвинений и упреков, ограничиваясь обидными намеками и абстрактными рассуждениями. Суть оставалась той же, но поссориться с ней окончательно у Маши не получалось. Будь Зоя чуть грубее и глупее, они бы давно враждовали в открытую. Но у той был дьявольский нюх на скандал, и она вовремя увертывалась от расплаты. Более того, она умудрялась обставлять дело так, что виноватой оказывалась противная сторона. Ее яркие голубые глаза так правдоподобно наполнялись слезами, что ей волей-неволей верили люди и более опытные, чем Андрей. «Выглядеть жертвой – это какой-то особый дар, – рассуждала сама с собой девушка, покупая карточку в кассе метро. – Это притом, что она одета, как героини глянцевых журналов, ходит по салонам, водит новенький ‘‘Пежо’’ и работает только ради удовольствия покрасоваться на подиуме. Стоит ей пустить слезу и протянуть свое знаменитое ‘‘вы меня не так поняли’’, как она тут же превращается для окружающих в Крошечку-хаврошечку, а для меня уж не знаю, в кого… В Лихо Одноглазое, наверное! Андрей всерьез считает, что я из ревности и эгоизма травлю его невесту!»