Рыба гниет с головы - Кирилл Казанцев Страница 4

Пацан усмехнулся, мастерски сплюнул сквозь зубы, высыпал ему в ладонь горсть мелочи с парой бумажных «десяток» и детским голоском, но не с детскими интонациями бросил:

– Да на, волчара!

Антон вытянул руку и остановил бритоголового, который замахнулся.

– Еще увижу здесь, – рыкнул парень, – пополам порву! Всем скажи!

Антон отпустил мальчишку, когда бритоголовый удалился в сторону ворот. Паренек шмыгнул носом, еще раз сплюнул и поднял немытое лицо на Антона:

– Че, легче тебе стало, да? Ну, поймал, и че? Я бы себе хлеба купил, а эти морды в ресторане прожрут. Знаешь, сколько они за день собирают со своих точек?

– Ты чего разорался? – грустно улыбнулся Антон. – Я тебя, вообще-то, при совершении преступления задержал. Знаешь, как это называется?

– Пошло, поехало! – по-взрослому вздохнул пацан. – Ты легавый, что ли? Ну, веди в участок, но только без толку все это.

Выглядело все это скорее комично. Эдакий маленький бунтарь! А вон у оградки какой-то могилы в зарослях сирени сидят за столиком еще четверо. Тоже бунтари-бродяжки. Не оборванцы, но явно давно не мылись и не стирали одежду.

Эту проблему Антон знал еще с институтских времен. Теперь в полицейских вузах уже не говорили, что источниками бродяжничества среди детей и взрослых является неблагополучие в семьях и стечение обстоятельств. Теперь ученые уверенно заявляют, что склонность к бродяжничеству заложена на хромосомном уровне. У кого-то она есть, а у кого-то ее нет. И примеры приводятся, когда в благополучной, абсолютно нормальной, чуть ли не эталонной семье сын постоянно убегает из дома, ночует на чердаках и в подвалах. И никто: ни родители, ни соседи, ни сам мальчишка – не может объяснить причин этого. Дома и сытно, и чисто, и родители не ругают, и ничем не обделяют, а вот тянет его, и все.

– Твои? – кивнул Антон в сторону лавки.

– А че? – сразу сделал злое лицо пацан и отступил на шаг, приготовившись бежать. – Мы тебе мешаем?

Антон почему-то был уверен, что это одна компашка пацанов, промышлявших на этом кладбище.

– Слушай, ты там что-то насчет пожрать говорил, – улыбнулся Антон как можно приветливее. – Там через дорогу киоск есть. На тебе деньги: купи курицу-гриль и напитка какого-нибудь. Я бы с вами тоже перекусил.

Мальчишка посмотрел округлившимися глазами на протянутую ему тысячную купюру, потом молча взял ее, подозрительно взглянул на этого странного светловолосого парня и махнул своим дружкам.

– Э-э, я щас!

Антон проводил взглядом убегавшего пацана и не спеша двинулся к его приятелям. Подойдя к лавке, он с удивлением увидел, что мальчишек здесь всего трое, а четвертой была девочка. Худая, высокая, хотя по возрасту вроде бы младше остальных.

– Можно с вами посидеть? – спросил он.

– Место некупленное, – проворчал один из мальчишек, отодвигаясь на всякий случай на другой конец лавки.

На Антона компания смотрела настороженно, но с интересом, видели, как он их дружку деньги давал.

– Курить есть? – с некоторой наигранной развязностью заговорил самый мелкий из пацанов.

– Не курю, и вам не советую.

– Ты полицай, штоль?

Антон обвел взглядом малолеток. Смотрели на него иронично, немного настороженно, но без страха. Как на чудака. Он вдруг вспомнил свое детство. Сначала благополучное домашнее, потом интернатовское, когда похоронил маму. Там он с такими встречался. Такими же независимыми, не признающими никаких авторитетов, живущими только сегодняшним днем. Ощутив какое-то внутреннее родство с этой ребятней, Антон просто сказал:

– У меня мама здесь похоронена. А вы, видать, полицию не любите. А почему «полицай»? Это ведь во время войны так называли…

– Да знаем! – перебил его другой мальчишка. – И эти не лучше. Нищих обирать – это как, нормально? Они специально их сюда поставили, а потом дань с них берут, за то что «крышуют».

– Мою маму милиционер убил, – неожиданно для себя самого произнес Антон. – Тогда так полиция у нас называлась.

– Они могут, – загалдели ребятишки. – У Нинки вон матуху в камере застудили, а теперь ее в интернате держат… А у меня батяня ни за что сидит!

За несколько секунд Антон наслушался такого, что хватило бы на несколько сюжетов для романов или фильмов. Ребятишки выпаливали свои истории с негодованием, без всякой бравады. Единственное, что сквозило в их интонациях, – это оправдание своему образу жизни, какой-то нигилизм вперемешку с подростковым максимализмом. Все плохо, все плохие – ну и ладно, мы против всех и на всех плюем.

А потом прибежал Аркашка, так звали того мальца, которого он посылал в магазин. К большому удивлению Антона, Аркашка даже вернул ему сдачу. Смешно было то, что он всем купил пепси-колы, а доброму незнакомцу персональную коробку натурального сока. Курицу компания прикончила минут за десять, а потом солидно закурили и откинулись на спинку лавки. Антон не стал возражать и ругать детвору за курево. Здесь они могли делать, что хотели.

Он не заметил, как пролетело три часа за разговорами, за совсем не детскими историями жизни, только хмурился и в основном молчал. Ему было очень неприятно, даже стыдно, потому что практически в каждой истории присутствовал момент, когда недобросовестный сотрудник полиции сделал что-то гадкое, преступное, непростительное, что повлияло на человеческие судьбы, на судьбы вот этих ребятишек. С одной стороны, Антон понимал, что просто сейчас попал именно в ту среду, где такое и случается. Попади он на вечеринку студентов, скажем, госуниверситета, то там бы подобных историй не услышал.

А потом почему-то подумал, что и там могло бы быть нечто похожее. Инспектор ДПС, вытягивающий деньги из нарушителя правил дорожного движения, следователь, подтасовывающий факты так, что невиновный человек начинает чувствовать себя преступником и вынужден платить, чтобы следователь «принял меры». Мало ли, какие там тоже можно выслушать истории! Главное, что в ребятишках он сейчас уловил озлобленность и ненависть.

Антон так и не сказал им, что он сам лейтенант полиции. Можно было признаться, убедить, что он не такой, намекнуть, что он-то как раз и борется с плохими полицейскими. Только поверили бы ему эти ребятишки, добавило бы это уважения ему в их глазах?

В психиатрическую лечебницу Антон приехал специально вечером. Нужный ему пожилой врач как раз дежурил, и можно было поговорить с ним спокойно и без свидетелей. Правда, действовал Антон по легенде, как приятель одного из пациентов. Быков попросил его наведаться и проконсультироваться с врачом негласно, так сказать, получить неофициальную консультацию. Дело касалось травмы головы, в результате которой человек лишился рассудка. А у Быкова были подозрения, что пострадавшего, избив, довели до такого состояния в одном из отделений полиции.

Из больницы Антон возвращался уже поздно ночью, шел по пустынным улицам и размышлял. Травма головы могла привести к такому эффекту, шансов на исцеление – пятьдесят на пятьдесят. Что он вспомнит, где и кто его избил – столько же. То есть ничего особенно утешительного. Надеяться можно, а гарантировать медицина ничего не может. Применить какие-то экстренные методы для восстановления памяти врач не рекомендовал, пока существует очаг в головном мозге.