Тайну хранит звезда - Галина Владимировна Романова Страница 4

С сыном ничего не вышло. Он глянул на нее с кривой ухмылкой, вечно уродующей лицо его отца, и выдохнул с неприязнью:

– Ничего ты не сможешь, поняла! И я буду жить там, где захочу! Мне уже двенадцать лет!

– Я помню, что тебе двенадцать лет, – кивнула она коротко и вдела руки в карманы юбки, чтобы, не дай бог, не вцепиться в сына и не начать его трясти от бессилия и злобы. – И что?

– А то! Что, если суд спросит, с кем я хочу жить, я отвечу…

– Су-у-уд? – Она обомлела.

Как все далеко зашло, господи! Ах, Сашка, Сашка! Как ты мог, подонок?! Как мог позволить себе покуситься на последнее, что у нее осталось от их совместного счастья?! Игорек, деточка, маленький смешной кутенок, до шести лет проспавший в маминой кровати. Что он с тобой сделал?! Чем испортил?! Чем купил?! Что внушил?!

– Какой суд, сынок? – выдавила она с трудом, немного справившись с потрясением. – Он что, собрался со мной судиться?! Вы… Вы что, вступили в сговор?! Сыночка… – Горло перехватило, и она всхлипнула. – Ты… Ты тоже предал меня?!

– Мам, не начинай, – промямлил Игорек уже безо всякого выражения, виновато шмыгнул носом и попятился к двери, на ходу надевая шапку и застегивая куртку. – Я еще сегодня дома у папы переночую, а завтра… Завтра точно к тебе, мам.

У папы, значит, дома. А у нее?! Кто она ему? Кто она им всем: бывшему мужу, сыну, извергам, ежедневно наводняющим школу?! Чудовище безликое и заурядное?! Нечто бесформенное? Без души, без сердца, без чувств и желаний? Что… Что они все с ней сделали?!

Анна не помнила, как вышла из школы, как передвигала ноги по раскисшей тропе на пустыре, как вошла в подъезд и поднялась к себе на этаж. Как вошла в квартиру, не помнила тоже. Швырнула сумку с тетрадями на пол, села на маленькую пухлобокую банкетку с обтрепавшимися углами сиденья и замерла с неестественно выпрямленной спиной.

Она никому, вообще никому не нужна. Сначала ее бросил муж. И он не просто ушел к другой женщине – насколько ей известно, он до сих пор один, – он просто ушел от НЕЕ. Теперь ее бросает сын. Он ею тяготится. Ее скучная однообразная жизнь с кучей обязательств и обязанностей не для двенадцатилетнего подростка. Он тоже устал от ее скупых улыбок, от отсутствия чувства юмора, от сгорбившейся над тетрадями спины и незамысловатой еды. Он устал, и он ушел. И его сегодняшнее обещание о завтрашней ночевке у нее – это всего лишь отсрочка. Отсрочка приговора, который Игорек вынесет ей вслед за своим папашей.

Дай только время. Дай только время…

Анна стащила с себя сапоги, аккуратно повесила плащ на вешалку, подошла с опаской к зеркалу. Всмотрелась. Что в ней не так?! Чем она хуже, к слову, Кольской? Такого же среднего роста, что и она. Грудь больше, чем у нее, талия тоньше, волосы гуще и длиннее. Ноги красивее, это сто процентов. У Кольской коленки острые, мосластые, в противных мелких пупырышках. И на ступнях возле больших пальцев по огромной шишке. А у нее ступня узкая, пальцы аккуратные, никаких намеков на шишки.

– Это оттого, что ты обувь на каблуках высоких презираешь, Аннушка, – хихикнула как-то под градусом ей Софья, математичка, когда они отмечали что-то. – А Настасья-то спит, наверное, в шпильках.

Она бы вот тоже, может, шпильки не снимала, да привычку имела вести урок на ногах. Почти никогда себе не позволяла присаживаться.

Идем дальше…

С фигурой все ясно. Поплывшей в талии Кольской было далеко до ее форм. А что касается лица, то нахлобучь Анна на себя столько макияжа, еще не такой красавицей бы вышла, коей каждое утро являет себя школе Кольская Анастасия Станиславовна.

И вдруг захотелось нарядиться. Блажно, глупо, а захотелось. Надеть-то было что. Сашка раньше немного баловал ее, вывозил в шикарные магазины к праздникам и семейным торжествам, на которые приглашались нужные ему люди. Она послушно готовила по рецептам из Интернета, потом наряжалась, потом так же послушно улыбалась всем, кто присутствовал. Потом, с уходом последнего гостя, наряд снимался, убирался в шкаф и забывался. В школу-то она в этом точно не пойдет. Где разрез глубокий, где вырез, где полспины наружу. Это легкомысленно и неправильно. В школе не должно быть никаких провокаций. За этим следят зорко, особенно сейчас.

Она распахнула шкаф в спальне, порылась в вещах, достала длинное черное платье с разрезом в боку почти до талии и обнаженной левой рукой и плечом. Нашла под него туфли. Надела и снова вернулась к зеркалу. Увиденное по пятибалльной шкале тянуло на четыре с минусом или три с плюсом.

Лицо бледное, грустное. Губы бесцветные, вывернутые скорбной скобочкой. Волосы тусклые, стянутые на затылке в пучок, который Сашка презрительно называл гнездышком. Черта с два из нее получится Золушка, собирающаяся на бал. Платье и туфли ни при чем. Принц, вот кто нужен для торжества момента. А принца-то и нет. Какой был, сбежал. Нового не предвидится. Брюзгливая старшая сестра Золушки она скорее. Та самая, которой не пришелся впору хрустальный башмачок.

Анна вытащила шпильки из волос, разлохматила. Лучше не стало. Глаза-то не зажглись. И она просто стала походить на лохматую сестру Золушки.

– Хватит валять дурака, – погрозила она себе пальцем в зеркало. – Иди переоденься и приготовь что-нибудь…

Звонок в дверь застал ее в трех шагах от дверей спальни. И был он столь настойчив и продолжителен, что она переполошилась. Так звонит в дверь беда. Соседи и домашние никогда. Она десять лет живет в этом доме, никто и никогда так не звонил.

– Что?! – выпалила она, резко распахивая дверь.

Мужчина на пороге попятился. Потом пробежался по ней взглядом, с чего-то поскучнел и едва внятно промямлил:

– Здрасте.

– Здравствуйте. – Анна тут же свела колени, чтобы не расходился разрез на боку. – Вы кто? Что вам надо? Почему так звоните в дверь, черт бы вас побрал!!!

– О как! – хмыкнул он, не ответив ни на один из ее вопросов. – А сказали, что учительница. А ругаетесь, как кухарка!

– Вы много видели кухарок?

Надо было захлопнуть дверь перед носом этого замызганного нынешней непогодой умника. Стоит, кривляется, воспитывать пытается. А стоптанные ботинки в грязи. Кромка брюк – стрелки корова языком убрала недели две назад – тоже в грязи. Куртка хоть и кожаная, будто и не из дешевых, но громоздкая какая-то, неуклюжая. Щетина на мрачной физиономии такая, что кастрюли о нее чистить можно запросто. Глаза мутные, может, запойные даже, ей разбираться незачем. Волосы благо что очень коротко подстрижены, иначе можно представить, что за воронье гнездо было бы.

– Кухарок? – Он явно начал катать в голове воспоминания, не вспомнил, качнув головой. – Пожалуй, не знал ни одной. Но вы учительница?

– Да, но репетиторством не занимаюсь. Извините. Всего доброго.

Она отступила назад и попыталась захлопнуть дверь. Но шустрый стоптанный ботинок тут же наступил на ее территорию, преградив путь двери грязным мыском.