Список запретных дел - Коэти Зан Страница 4

Я имела весьма смутное представление о жизни Кристин, но меня поражало, с какой легкостью она отгородилась от всего былого, удалила прошлое, словно опухоль, которой наш горький опыт собственно и являлся.

Впрочем, логика ее поведения оказалось вполне ожидаемой, ведь именно Кристин предложила сменить имена, чтобы пресса наконец оставила нас в покое. Она ушла из полицейского участка, ясно видя свою цель, так, словно не голодала последние два года и не рыдала, съежившись в углу, последние три. И даже не оглянулась, не попрощалась со мной или другой уцелевшей девушкой, не забилась в истерике, как Трейси, не понурила голову, признавая поражение, будто не было долгих лет унижения и боли. Она просто ушла.

После до нас доходили лишь некоторые факты из ее жизни — от социального работника, с которым мы регулярно встречались и который каждый год пытался свести нас вместе. По его сомнительной теории, это помогло бы нам оправиться. Кристин сообщила, что она уже оправилась, спасибо вам огромное. Отличный способ избавиться от всех нас.

—  Тогда Трейси.

—  Трейси приедет. Но ты должна понимать, одной ей не справиться.

—  Почему? Она уравновешенна, умна, красноречива. Да еще и деловая женщина. Неужели этого недостаточно?

—  Не сомневаюсь, — усмехнулся он, — что она активный член общества. Вот только Трейси не овощами торгует, а возглавляет радикально настроенную феминистскую организацию. Поскольку журнал, который она издает, освещает в том числе тему насилия над женщинами, то, возможно, у Трейси свои интересы. И да, — после короткой паузы добавил агент Маккорди, — она довольно красноречива. После стольких лет учебы в аспирантуре это неудивительно. Но скорее всего, при нынешнем раскладе она пойдет в наступление. Вряд ли Трейси вызовет у комиссии по условно-досрочному освобождению сочувствие, на которое мы рассчитываем. Я уже не говорю про ее бритый череп и сорок одну татуировку.

—  Что…

—  Она сама так сказала, я не считал. — Пауза. — Карол…

—  Сара!

—  Сара, когда ты в последний раз выходила из квартиры?

—  В смысле?

Я отвернулась. Взглянула на свое тихое убежище, утопающее в белизне, — созданный мною уголок рая.

—  Здесь так красиво. Зачем выходить?

—  Ты знаешь, о чем я. Когда ты последний раз была на улице? Хоть где-нибудь. Доходила до соседнего квартала. Дышала свежим воздухом. Занималась спортом.

—  Я открываю окна. Время от времени. И упражняюсь. Ты же знаешь. Здесь.

Я обвела комнату взглядом. Несмотря на чудесный весенний день, окна были заперты.

—  Доктор Симмонс в курсе?

—  Да. Она не хочет давить на меня, как она выразилась. Или что-то в этом духе. Не беспокойся, доктор Симмонс обо всем знает. У нее есть мой номер телефона. Точнее, номера. Обсессивно-компульсивное состояние, агорафобия [1], гаптофобия [2], посттравматическое эмоциональное расстройство… Мы по-прежнему видимся трижды в неделю. Да, встречаемся в моей квартире, и не надо на меня так смотреть. Ты же знаешь, я добропорядочный гражданин со стабильной работой и замечательным домом. У меня правда все нормально. Могло быть и хуже.

С минуту Джим сочувственно смотрел на меня. Я отвела взгляд, впервые за долгое время испытав легкое чувство стыда.

—  Сара, — снова заговорил агент, на этот раз опять серьезно. — И впрямь есть еще одно письмо.

—  Перешли мне его, — рявкнула я, что удивило нас обоих.

—  Доктор Симмонс считает, что это не слишком хорошая мысль. Она не хотела, чтобы я тебе о нем рассказывал.

—  Но оно мое. Адресовано мне. А значит, ты обязан его переслать. Ведь таков, кажется, федеральный закон.

Я встала и принялась расхаживать по комнате, покусывая ноготь большого пальца.

—  Оно совершенно бессвязное, — проговорил Джим. — Какие-то размышления. В основном про его жену.

—  Не сомневаюсь, что оно лишено смысла. Как и все предыдущие. Но однажды он проговорится, и тогда у нас появится зацепка. Раскроет мне, где тело. Не в подробностях, разумеется, просто подскажет, где именно искать.

—  И как ты это сделаешь? Как будешь искать? Ты даже носа из квартиры не высовываешь. И не собираешься давать показания для комиссии по УДО.

—  И что за ненормальная могла выйти за такого, как он? — Я проигнорировала вопросы Джима, расхаживая все быстрее. — Кто эти женщины, отправляющие письма преступникам в тюрьму? Может, им втайне хочется, чтобы их заковали в цепи, пытали и потом убили? Действительно хочется залезть в огонь и сгореть?

—  Как нам известно, они познакомились через церковь. Все преподнесли как акт милосердия. На пару со своим адвокатом он заявляет, что это подействовало. Он якобы искупил свои грехи и изменился.

—  Ты хоть на секунду можешь в это поверить? — (Джим покачал головой.) — Я уверена, что его женушка первой пожалеет, когда он выйдет на свободу.

Я обошла диван и присела, опустила голову на руки и вздохнула.

—  Не испытываю к ней никакого сочувствия. Нужно быть полной дурой.

Уверена, в обычной ситуации Джим похлопал бы меня по плечу или приобнял. Но он прекрасно знал, что ко мне лучше не прикасаться.

—  Вот видишь, Сара, ты не веришь в его духовное преображение, как и я. Но что, если комиссия поверит? И этот мерзавец отсидит в общей сумме десять лет за то, что держал вас всех взаперти, а одну убил? Десять лет. Тебе кажется, этого достаточно? Довольно за то, что он сделал с вами?

Я отвернулась, чтобы Джим не увидел моих слез.

—  Дом по-прежнему принадлежит ему, — проговорил Джим. — Если он выйдет, то отправится именно туда. В тот дом. Через четыре месяца. Со своей тюремной женой, южной баптисткой.

Джим поерзал на стуле, а потом подался вперед, меняя стратегию.

—  Сара, она была твоей лучшей подругой. Лучшей. Сделай это ради Дженнифер.

Я больше не могла сдерживать слезы, но позволить Джиму их увидеть тоже не могла. Поэтому я встала и быстро вышла на кухню выпить воды. Целую минуту смотрела на льющуюся из-под крана воду и пыталась взять себя в руки. С такой силой стиснула раковину, что побелели костяшки, став одного цвета с холодным фаянсом. Когда я вернулась, Джим поднялся, собираясь уходить. Он медленно складывал свои вещи в портфель одну за другой.

—  Сара, прости, что давлю на тебя. Доктору Симмонс это совсем не понравится. Нам нужно, чтобы ты сделала заявление как потерпевшая. Без тебя я совсем не уверен в исходе. Знаю, мы сильно подвели тебя. Я лично подвел. Согласен, что обвинения в похищении недостаточно за все, что он совершил. У нас не было доказательств убийства. Без тела… Да и результаты ДНК оказались испорчены. Но мы должны сделать так, чтобы он, по крайней мере, отсидел весь срок. Здесь нельзя рисковать.